американское посольство письмо. В Афганистане, несмотря на чудовищную рождаемость (пять-шесть детей в семье не норма, а мало), была очень плохо с набором в армию, в то время как в дивизии, в которой он служил, с этим было все в порядке. Ну, он и написал американцам, которые выплачивали афганским солдатам жалование — что почти треть штатных единиц в дивизии заполнены только на бумаге, по факту же на них записаны многочисленные пуштунские родственники и соплеменники командира, они появляются в части только на время проверок, а жалование и все виды довольствия на них командир дивизии кладет себе в карман. И из оставшихся — офицеры дивизии каждый день отправляют солдат, вместо военной службы, в Кабул работать, кого на стройку, кого таксистом, кого грузчиками на рынок — а они должны отдавать офицерам половину своего заработка, и деньги на питание и боевую учебу таких солдат тоже присваиваются. И все это привело к тому, что у командира дивизии дочь живет в Дубае, а сын в Лондоне, а у него самого на объездной дороге вилла площадью девятьсот квадратных метров, а младший сын, тоже устроенный в часть, — ездит по Кабулу на «Порш Кайенн». Да и другие офицеры не бедствуют — дома в Кабуле выстроили себе все.

Сразу после этого военная контрразведка попыталась арестовать майора Джиганхира Шахиба по обвинению в предательстве и сотрудничестве с талибами. Один из солдат предупредил его, и он успел скрыться, а благодаря друзьям из ЦРУ — покинуть страну. Госдепартамент принял решение ничего не предпринимать, потому что других комдивов все равно было взять неоткуда, а в стране был политический кризис, выборы прошли плохо, и оба кандидата объявили себя президентами Афганистана. Всё, что смогли сделать ЦРУшники для Джиганхира Шахиба — вывезти его семью в США, снабдить грин-картами и дать денег на первое время. Майор Шахиб устроился работать механиком в автосервис…

Он честно старался стать американцем. Даже сбрил бороду, которая должна быть у каждого афганца. Его повысили, он был начальником смены.

А потом — к власти пришел Дональд Трамп.

Он не мог себе представить, как такой человек мог прийти к власти страны, человек, не скрывавший своего преступного прошлого и дичайшей ксенофобии. Своими призывами он будил в людях самое тёмное, сеял вражду и ненависть, жестокость и злобу. Главной мишенью своей он избрал эмигрантов — мексиканцев, а он, сбрив бороду, был как раз похож на эмигранта из Центральной Америки. И с того времени, как Трамп пришел к власти, расистам и белым супрематистам как будто кто-то шепнул — можно! Можно выставлять свою злобу и предрассудки на свет божий! Он честно старался не сорваться, когда сталкивался с расизмом белых сам — но все это копилось в душе, разъедая её, как кислота.

Но он держался. Держался, пока его сын несколько дней назад не пришел домой из школы и не сказал: «Папа, а мне те мальчишки показали на дерево во дворе школы и сказали: когда Прокурор смерти придет к власти, ты будешь болтаться вот здесь, грязный исламский ублюдок». Те мальчишки — это стайка молодых отморозков, отцы которых голосовали за Трампа и вешали у себя дома флаг Конфедерации — он же учил своего сына: «Не обращай внимания на этих дураков, мы гости в этой стране и должны быть благодарны».

Но сейчас — в нем что-то сломалось.

Прокурор — это тот самый Прокурор смерти, Ла Бонт. Мерзкий ублюдок со своей командой смерти — уже появились футболки с изображением мексиканца на каталке для смертельной инъекции. Ла Бонт был намного хуже Трампа — радикальнее, и ещё — он был молод.

Джек Шахиб, в отличие от американцев, жил в стране, где не было демократии, и нутром чуял: Ла Бонт — это последний президент в истории американской республики.

После него, возможно, что-то будет, но это будет уже не республика и не демократия.

И он прекрасно видел — сторонники Трампа ждут реванша.

Последней каплей было объявление о митинге сторонников Ла Бонта. Он должен был состояться в торговом центре, где Джек теперь работал — и где он знал все ходы и выходы…

Значит, так велит Аллах.

Сейчас Джек Шахиб, бывший майор Афганской народной армии, а сейчас специалист по обслуживанию кондиционеров, одетый в рабочую куртку компании, делающую его анонимным — сидел в своем стареньком фургончике «Шевроле» с эмблемой компании, машинально перебирал чётки и искал причину, почему он должен не делать то, что он должен был сделать.

Дети?

Он перевёз сюда семью не для того, чтобы они попали из огня да в полымя, чтобы их здесь преследовали озверелые белые расисты, подначиваемые бессовестными политиками, чтобы его сына повесили на дереве. Он приехал в США из Афганистана не для того, чтобы США превратились в Афганистан. Просто он видит, а другие — нет. Он знает, как это бывает — а другие нет.

Как-то раз в детстве он видел Осаму Бен Ладена, жившего тогда в Афганистане и считавшегося гостем, высокий, худой с глазами библейского пророка и бородой джинна — он прошел совсем рядом и не обратил внимания на худеньких, замурзанных подростков. Как все было бы легко, если бы у него был тогда пистолет… одна пуля, и не было бы столько крови, страданий и смертей, не было бы агонии пятнадцати лет войны.

Сослуживцы? Те, кто остались в живых? Его американские друзья.

Да, они его, наверное, проклянут. У американцев есть привычка все делать по закону, даже когда перед тобой не преступник, а лютый враг. Наверное, многие не поймут, что он сделал, а некоторые даже пострадают — за то, что помогли ему приехать.

Но он — зрячий, а они — слепые. Они не видят того, что будет.

Детей и жену в любом случае не вышлют — они американские граждане, и они смогут жить в нормальной стране. Наверное, им придется уехать отсюда…

«Аиша… о Аллах, Аиша. Как бы я хотел этого не делать… Но я должен. Должен отдать долг стране, которая приютила меня, должен помочь ей остаться самой собой, должен своими руками покарать злоречивого шайтана, который разжигает в людских сердцах ненависть… Я должен».

И с этими словами Джек Шахиб достал из бардачка пистолет «Смит-Вессон Сигма»[56], проверил, заряжен ли он и сунул под двойное дно, в ящичке с инструментами.

…

Губернатор Ла Бонт готовился к выступлению перед избирателями. Он еще не объявил о своем намерении баллотироваться, но все понимали, что его политическая