Другой испытующе смотрит на него протрезвевшими глазами, и на его лице появляется лукавая улыбка.

— Прикончил? — он делает резкое движение рукой.

Зуттер придерживает его за рукав — еще смахнет на пол стаканы.

— И правильно сделал. Bien fait[49]. Но на такое надо решиться. А я — конченый человек, видишь ли, Рутли согнула меня в бараний рог. Вот так. А я помалкивал в тряпочку и десять лет не ничего не замечал. Твое здоровье! — кричит он. — Эй, Рутли, с тобой, кажется, разговаривают! Давай еще полстакана, и полный господину священнику!

— Меня звать не Рутли, — обижается женщина за стойкой.

— Да-да! — кричит любитель красного. — Конечно же, ты, с твоей косой харей, не Рутли! Само собой, нет, в конце концов, какой женщине захочется, чтобы ее так звали. Кто тебя побил, Рутли? Говори! Давай признавайся! Он знает, за что тебя поколотил? Главное, что знаешь ты, правда?

— Больше я тебе не налью, — сказала женщина.

— Но вот этот господин получит все, что хочет, ему ты не откажешь, Рутли, еще полстакана, за мой счет.

Она принесла вино и налила Зуттеру полный стакан.

— А с тебя достаточно, Тис, хватит. Иначе тебе достанется, да и мне тоже.

— Тебе-то уж наверняка достанется, тебе достается каждый раз, через пару недель, а потом у тебя болит голова и ты никого больше к себе не подпускаешь, а? Чтобы болела голова, надо ее иметь на плечах, Рутли, а у тебя вместо головы кочан с накладными волосами.

Заметив, что в синих глазах мужчины сверкнуло бешенство, Зуттер положил ему руку на плечо и налил в его пустой стакан половину из своего.

— Мне кажется, ты с кем-то путаешь эту молодую даму. Твое здоровье, Тис.

Но Тис не спускал с нее глаз.

— У тебя опять появился защитник, — пробормотал он, — и рта открыть не успеешь, как он уже тут как тут, защитничек, а если откроешься сзади, получишь гол в ворота, глупейший гол, это я тебе гарантирую. Опять глупый гол, и опять никакого просвета. Так было всегда, дружище, всегда. Если Цетт был силен впереди, то раскрывался сзади. Сзади — как распахнутые ворота сарая. А что в результате?

— Очередное поражение, — сказал Зуттер.

— Почему ты так говоришь? — В глазах Тиса блеснуло недоверие. — Думаешь, заслужил это право? Вот этим дурацким глотком вина? Знаешь что я с ним сейчас сделаю?

Он выплеснул вино за стойку и с треском поставил стакан на стол.

Снаружи послышался шум подъезжающего автобуса, потом открылась дверь, и в гостиную ввалилась группа по преимуществу молодых парней. Они говорили между собой на местном диалекте, Зуттер понял только то, что это были пожарники, возвращавшиеся из Кюблиса, с курсов повышения квалификации, и решившие отметить это событие выпивкой. Бар наполнился людьми, один из мужчин более пожилого возраста подошел поздороваться с Тисом и кивнул Зуттеру. Вероятно, это был уважаемый в общине человек, дама за стойкой, хотя и была занята, нашла время обменяться с ним парой слов.

— Ему нельзя садиться за руль, — вполголоса предупредила она.

— Поедешь с нами, Тис, — сказал подошедший. — Места у нас достаточно.

— Я на машине, — сказал Тис.

— Тогда я поеду с тобой. Давай ключи.

Он протянул руку; Тис поднялся, почти не шатаясь, отвел протянутую руку в сторону, а свою положил на плечо Зуттеру.

— Здесь сидит человек, — сказал он строгим, дрожащим от возбуждения голосом, — у него, — он заговорил громче, и в зале стало тихо, — вы могли бы кое-чему поучиться. Он смыслит в жизни. Понимает меня с полуслова. Коллега! — повернулся он к Зуттеру, и Зуттер, старавшийся увернуться от дыхания своего собеседника, увидел, что его глаза наполнились слезами. — Я благословляю тебя. Ты не священник. Ты убил свою жену. Ты такой же, как другие. Ничуть не лучше. Ты тоже человек. Кто первым бросит в тебя камень? Я? Только не я. Но мне пора. А если хочешь ехать со мной, Флюч, у меня места хватит.

Компания слушала и улыбалась незнакомцу, как бы прося о снисхождении и в то же время не без злорадства. Зуттер в ответ не улыбнулся. Он поднялся с табуретки и обнял Тиса.

— Желаю счастливо добраться домой, коллега, — сказал Тис.

— И тебе того же. И не забывай: Цетт.

— Цетт, — подтвердил тот. — Цетт. — И слезы снова полились из его глаз. Он вытащил из кармана ключи и протянул их Флючу.

— Я ухожу, после меня можно закрывать. Прощай, коллега, — крикнул он и, не оборачиваясь, поднял руку над головой. — Настала минута прощанья. У озера тихий пассаж. Tout va bien[50]. У меня появился друг. Об остальном — молчок.

Оба исчезли за дверью. Возобновившийся гул в зале поглотил шум запускаемого автомобильного мотора. Зуттер остался сидеть, никто с ним не заговаривал. В половине двенадцатого он все еще сидел у стойки. Когда барменша села напротив, он сказал:

— Я не хочу этого знать.

— Чего?

— Того, что вы хотите мне рассказать о Тисе.

— Я ничего не собиралась вам рассказывать, — насмешливо заявила она, принимаясь убирать посуду, и вдруг показалась Зуттеру значительно моложе.

— Иди спать, Зуттер, завтра тебе предстоят кое-какие дела. Ты славная женщина, Рутли, а мне бы надо подниматься.

Должно быть, он говорил громко, так как женщина за стойкой сказала:

— По мне так можете сидеть и дальше.

— Спокойной ночи, — сказал он.

— И вам того же.

34

Если бы она стояла на дороге, подняв вверх большой палец или держа в руках картон с надписью, например, МИЛАН, он не стал бы тормозить.

Как-то ему довелось писать репортаж об одной криминальной истории. Девушка из ааргауской долины стояла у дороги в качестве приманки, когда проезжавшая машина остановилась, ее атаковали два молодых парня, прятавшиеся в кустах. Они вытащили водителя, прокуриста в возрасте Зуттера, раздели до исподнего, избили до потери сознания и привязали веревкой к дереву. После этого все трое сели в машину жертвы и скрылись. Он освободился от пут, когда уже начало темнеть, и смог доползти до обочины, но там его никто не заметил, и он выполз на дорогу, где на него наехала первая же машина, у которой при этом лопнуло колесо. Позже молодая пара показала, что их ослепило заходящее солнце. Молодой человек заменил колесо, а женщины укладывала поудобнее пострадавшего, который еще мог давать ей указания. В конце концов они на запасном сиденье своего спортивного автомобиля довезли потерявшего сознание прокуриста до ближайшего городка и доставили в больницу. В реанимации он так и не пришел в себя, и полиция удовлетворилась тем, что задержала на ночь молодую пару. На следующий день прокурист скончался, успев, правда, снять обвинение с пытавшейся ему помочь незадачливой пары. Как орнитолог-любитель он оказался в состоянии описать настоящих преступников и даже вспомнил номера двух автомашин, замедливших движение во время нападения на него, но потом быстро умчавшихся с места происшествия. (Зуттер назвал свой репортаж «Бегство очевидцев».) Схваченные и привлеченные к суду преступники не высказали ни малейшей готовности признать свою вину и возмущались, что их обвиняют в убийстве. Они ведь свою жертву даже не ограбили! Речь шла о простом пари. Девушка, дочь врача, вызвалась «изнасиловать» первого встречного мужчину, принудить его к сексу, при этом как следует его запугав. Этим должны были заняться оба парня, не верившие в успех затеи. Но пари есть пари. Они не собирались действовать слишком грубо, но, видимо, ошиблись с подопытным кроликом, который не понял шутки и оказался изрядным дохляком. Они поехали за помощью, но по дороге передумали. С дурацким исходом этого дела они не имеют ничего общего. Зачем привязали человека к дереву? А чтобы не забрел на автостраду!