Как говорили жрецы ацтеков: "Величие хранит безмолвие …". И это правильно! До наступления часа "икс" Вселенского Времени ни одна частица человеческого сознания не должна знать о нашем совместном труде. Мы не будем повторять ошибок прошлого — нам не нужны лишние посвящённые или предвестники, страдающие эпилепсией. Обойдёмся без них! Будем следовать принципу, высказанному моим другом-поэтом Наби:

"Пусть свиньи хрюкают в долине, Моментом жизни наслаждаясь. А мы с тобой напишем Книгу, В которой истинная радость!"

И этой Великой Скрижалью будет наша обоюдная переписка. Этот литературный жанр я уже определил, он должен называться — письмотворением. Не сомневаюсь, что неугасимый свет нашего творчества пробьётся сквозь мглу веков и укажет будущим сверхчеловекам выход из тупика. У нас есть ещё время, и надо стараться. Ещё немного упорства, и мы станем свидетелями, как с кровью и криком родится новая и прекрасная жизнь.

Твой друг Евгений

Евгений небрежно откинул письмо на стол. В памяти промелькнули картинки из детства: он бежит с Димкой по ночным улицам, удаляясь от здания школы, после того, как они разбили окно в кабинете завуча, которая несправедливо выгнала их с урока; они спорят, как правильно делать "волну", танцуя супермодный в те времена брейк-данс; затаив дыхание, они смотрят вслед девушке неземной красоты — божественной, как казалось тогда, — вот от её ног по зеркальной глади лесного озера расходятся круги, в лучах заката её загорелые плечи становятся блестящими, она оглядывается, словно русалка, уплывающая в родную сказочную стихию…

Собрав с пола остальные рукописные листы, использованные при подготовке к экзамену, Евгений вышел из своей комнаты и пошёл заниматься утренними делами.

После душа и крепкого кофе с горьким шоколадом Евгений выкурил свою первую в этот день сигарету.

Было ещё только восемь, а значит, можно было неспешно собираться в библиотеку имени Ленина, где Евгения ждала заказанная накануне литература — почти весь день ему предстояло провести в библиотечных залах, а ночью продолжить сидеть над учебниками уже дома.

Солнце еще не успело прогреть воздух, и поэтому на улице было свежо и приятно. У входа в метро стояла кучка из нескольких солдат, попрошайничающих у прохожих мелочь. Их убогий вид вызывал ассоциацию не то с группой военнопленных, не то с жалкими остатками разбитого войска — всё, что осталось от советской военной угрозы.

Ехать до Ленинки по Филёвской линии недолго, без пересадок до конечной станции "Александровский сад".

На предпоследней станции дикторский голос по мегафону объявил: "Станция Смоленская. Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи".

Вряд ли кто уже помнит точную дату появления в московском метро напоминания пассажирам не забывать своих вещей, но все знали, что эта вежливая просьба, появившаяся с момента начала войны в Чечне, являлась скрытой формой предупреждения пассажиров быть бдительными к потенциальной опасности установки террористами взрывного устройства в вагоне метро.

Вагон остался полупустым, и поэтому Евгений мог сесть на освободившееся место. Ни рядом с ним, ни напротив никого не было.

"Не понял… — взгляд Евгения остановился на картонной коробке средних размеров, перевязанной бечёвкой и стоявшей на полу у двери вагона, противоположной к выходу. Около коробки никого не было. — Кто-то оставил, что ли?"

Евгений начал быстро вглядываться в лица пассажиров, сидящих ближе к коробке…

"Этот лысый с портфелем? Нет. Да и сидит далековато. А эта милая барышня таких коробок носить не будет. Может, эта старуха с лицом высушенной ящерицы? Тоже вряд ли, сидит наискосок, да и сама слишком дряхлая, чтобы такое таскать… Так, кто ещё? Нет, остальные уж слишком далеко сидят. Значит, оставили…".

От такого неожиданного предположения пересохло во рту. Казалось, что грудь пронзило чем-то острым и холодным, отчего по всему телу пробежал озноб.

"Интересно, если взорвётся, то когда?", — это была последняя мысль Евгения, которую он мог контролировать.

"… нет не может быть это не бомба коробка простая и всё слишком в глаза бросается бомбы в сумках проносят для маскировки с коробкой рискованно сразу заметят ну где же хозяин где ты сука во тварь запытал бы тебя до смерти ублюдок…".

Евгений продолжал смотреть на коробку. Еще более сильная волна оцепенения накатилась на него. Он не только видел боковым зрением в этот момент, он ощущал, что рядом с этой коробкой никого нет.

"… не может быть всё вот так просто чёрт бы их побрал нелепая смерть неужели конец вся жизнь в клочья сразу конец или ещё помучаемся может рывком схватить выбросить в форточку не влезет бить окно придётся хотя наверняка поставили на неизвлекаемость суки даже шанса побороться не оставили коробка небольшая но фугас влезет или связка лимонок а может и химия…".

Не без усилия воли он оторвал свой взгляд от коробки и оглядел вагон. Никто из пассажиров на неё не смотрел, но в их спокойствии, казалось, присутствовала напряжённость, точнее, смиренное ожидание неизбежного…

"… а ведь она красива наверно не замужем жалко такую девку изуродуют куски рваного мяса старые козлы молодым умирать легко для какого выдумали уроды что-то незаметно…".

Евгений сидел неподвижно, не зная, что делать. Ни одна мысль не задерживалась в голове даже на долю секунды, не давая возможности сосредоточится. В его сознании началось какое-то ранее неведомое коловращение — в памяти стремительным потоком проносились обрывки воспоминаний. И не было такой воли, которая могла бы остановить этот непрекращающийся круговорот сознания.

…Ненастный вечер поздней осени заглянул в окно, и черты наглядно увядающей природы, навязчиво располагающие к философствованию о смысле жизни, проникли внутрь небольшого каминного зала загородного дома. Раскалённые поленья весело разбрасывали отражения огоньков из камина на стены и потолок. Казалось, что комнатная мебель англо-колониального стиля охотно вбирала в себя переменчивые лучики света одомашненного костра.

Серо-свинцовое небо за окном окончательно поглотило размытую желтизну осеннего солнца. Блёклое пятно небесного светила едва угадывалось на краю западного горизонта. И только редкие грязно-жёлтые островки опавших листьев среди опустевших деревьев, впитав в себя признаки солнца, будто из последних сил продолжали создавать стойкое впечатление о цвете осени.

Темнело. Незаметно погас серый свет из окна, и комната всецело погрузилась в уют ласковых теней и романтику прошлых эпох. Огонь из камина ещё старательнее разбрасывал свою яркость и тепло.

Елена, откинувшись на спинку кресла, неподвижно сидела вполоборота к камину. Складки синего бархата её платья светились мягким отражением огня. Прозрачные камни её ожерелья переливались жёлто-оранжевыми каплями света. Бокал с красным вином в её левой руке казался огромным кристаллом рубина.

Подпирая голову правой рукой, Евгений лежал на белой пушистой шкуре у ног Елены и читал вслух роман Леопольда Захера фон Мазоха "Венера в мехах". Время от времени он поднимал глаза и всматривался в её красивое лицо.