Бидл упорно разглядывал свои руки.

– Нет, не улавливаю.

– Давай разъясню. Компания, владеющая правами на постановку «Орфея», принадлежит греку, сыну магната-судовладельца, и ее штаб-квартира в Афинах. Первый, кого мы должны подозревать, – нелегальный иммигрант, оказавшийся турком. Подумай, в каком положении окажется министерство иностранных дел, если удастся доказать, что влиятельная греческая компания сознательно подставила невиновного турка?

– Вы хотите сказать, все дело в контрактах на строительство в Стамбуле? – спросил Бидл.

– Прибавь к этой путанице могущественного австрийца, связанного с приверженцами Мосли[21]в Лондоне, человека, чья единственная дочь умерла при загадочных обстоятельствах, и театральную постановку, которая, представь себе, призвана продемонстрировать международную солидарность и сотрудничество, но вместе с тем бросает вызов моральным устоям нации. Разве удивительно, что этот вопрос привлекает внимание высших сфер? Видишь ли, Бидл, нужно уметь увидеть более широкую картину. За четыре дня три убийства, мы ни на шаг не продвинулись вперед, поэтому я буду вести это дело так, как считаю нужным. Не думаю, что выгляжу ниспровергателем, но таких людей, как я, тебе следует остерегаться. Я не придерживаюсь партийной линии и не думаю о том, как прикрыть задницу, если суд сочтет наши доказательства недостаточно убедительными…

– Вы говорите о незаконно добытых уликах, о несоблюдении…

– …потому, – резко оборвал его Брайант, – что наши дела должны быть целиком и полностью раскрыты еще до того, как попадут в суд, и ты бы это понял, если бы чуть более тщательно изучил историю отдела, а не беспокоился о процедуре сбора улик.

Он поднялся, давая понять, что разговор окончен.

– Может, теперь ты захочешь пересмотреть свое решение. Ты кажешься неплохим парнем. Направь свои таланты в нужное русло. Осмотри место, где убили Дэрвелла. Расспроси Ранкорна насчет образцов крови в партере. Забудь про писанину и займись делом. Тебе найдется здесь оптимальное применение. Не позволяй своим амбициям толкать тебя в ложном направлении. Знаю, сегодня ты просил Давенпорта перевести тебя. Но подумай о моих словах. Ответ можешь дать мне завтра утром.

– Спасибо, сэр, – ответил Бидл, посмотрев на Брайанта так, словно тот сошел с ума, – но у меня уже сложилось свое мнение. Я прошу о переводе из отдела при первой представившейся возможности.

«Он злится, что Джон участвовал в деле, а он нет, – внезапно подумал Брайант. – Хочет бегать по городу и ловить преступников силовым захватом, как в регби». Что ж, теперь он понимал, чем заманить Бидла на путь истинный.

Артур Брайант с потерянным видом стоял у дверей кафе. Дождевая вода стекала с поврежденного взрывом навеса, капая за шиворот его габардинового пальто. Несколько секретарш бежали по улице, прикрыв головы газетами. Мимо пронеслось такси с чумазым ребенком на боковой подножке. Бродяга в рваной картонной шляпе то осторожно входил, то выходил из огромной лужи у края тротуара, сосредоточенно глядя под ноги. В ненастную погоду можно было не опасаться авианалетов, и на вечерних улицах кипела жизнь. Брайант еще раз посмотрел на часы и решил дать Элспет еще пять минут.

Подобно Джеффри Уиттейкеру, Гарри, Стану Лоу и мистеру Мэку, Элспет принадлежала к той бригаде работяг, чья жизнь проживалась в темноте, и эта вечная ночь непрерывно текла от постановки к постановке. Брайант был удивлен тем, насколько они несведущи в мире за пределами своего круга. Они были настоящими ангелами-хранителями театра, готовыми пребывать в тени, далеко от огней рампы; пусть их участие в постановке было минимальным, но без них она просто не могла бы состояться.

Он снова посмотрел на часы. Должно быть, она знала, что не сможет выкроить время для ужина; вот почему настояла на встрече с ним на улице. Не хотела обижать его прямым отказом. Он затянул потуже намотанный вокруг шеи шарф и вдохнул холодного воздуха. А ему уже показалось было, что забрезжил шанс найти себе новую девушку. Но теперь он понимал, что для Элспет превыше всего. Ну да не ему жаловаться: он сам традиционно ставил работу выше личной жизни, а теперь ему отвечали тем же.

В подобные минуты он вспоминал Натали. Он столь по-дурацки ее потерял, что хотелось плакать. Шагнув назад в туманную изморось, он решил обойти театр, чтобы избавить Элспет от смущения, и направился в Сохо выпить кружку какао.

Когда он дошел до угла, что-то заставило его остановиться и обернуться в сторону театра. Он посмотрел вверх на ряды окошек со средниками, и у него вдруг возникло впечатление, что сквозь туман за ним кто-то наблюдает. Бледное перекошенное лицо, мимолетное видение, напоминающее исчезающее тепло прижатой к стеклу ладони. Оно отпрянуло от окна, и мысль о собственном больном воображении его отрезвила. Он начал верить, что в зданиях водятся привидения.

– Что-то было в этом такое, чего я не понимаю, – позже поведал он Мэю. – Хочу, чтобы кто-нибудь среди ночи пошел со мной.

– Только не надо рассказывать, – предупредил Мэй. – Не говори мне, что хочешь в полночь отправиться в театр на охоту за привидением с одним из своих приятелей-ясновидцев.

– Именно это я и собрался предпринять, откуда ты знаешь? – невинно спросил Брайант. – У Эдны отменное чутье на подобные вещи.

– Не она ли тот самый альтернативный богослов, дама с кошками? – простонал Мэй.

Сержант Фортрайт рассказала Мэю о злосчастном дне, который она однажды провела с Брайантом и Эдной Уэгстафф в полуразрушенной лачуге, полной диких кошек.

– Нам повезло, она отменила встречу и может нас быстро принять. Обычно дома она не принимает.

– Ты уже с ней говорил? О чем договорился?

– Она встретится с нами у служебного входа в полночь.

– Нет, Артур, ты пообещал Давенпорту не связываться с ними. Он сказал – никакого мумбо-юмбо.

– Мне кажется, от нее может быть польза. Эманации боли и зла так же видимы для нее, как стены вокруг нас. Она не берет денег, но обычно я ей что-то подбрасываю. Миссис Уэгстафф не знает ни минуты покоя с этим своим даром. Прошлое, настоящее и будущее – для нее все едино. Все взаимопересекается. Единственный способ снять боль, причиняемую ее даром, – это использовать его во благо других людей.

– Ты действительно в это веришь? – спросил Мэй.

– Всем сердцем. – Светло-голубые глаза Брайанта так широко открылись и в них сквозила такая искренность, что трудно было не поверить: он говорит правду.

– Извините, что опоздала. Светомаскировка и туман. Пришлось идти по трамвайной линии, чтобы добраться сюда, и я зашла слишком далеко. – Высокая, аскетического вида, закутанная в поношенное черное пальто и с клеткой для кошек в руках, пожилая дама заметно сдала со времени их последней встречи.