Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошли, – сказал его дед, готовый закрыть крышку.
– Нет, – ответил Стен. – Он не шевелится.
Дед хмыкнул, взял шест и изогнулся, чтобы ткнуть в заключенного, но не добился никакой реакции. Тело человека словно одеревенело.
– Мне придется спуститься туда, – проговорил он Стену. – Позови стражника.
Когда подошел стражник с лестницей, они, вооружившись мечами и пистолетами, осторожно спустились в каземат. Они обошли заключенного с двух сторон и снова начали тыкать в него, но он не двигался с места. Какое-то время они стояли молча. Стен видел, что никому из них не хочется подойти еще ближе из опасения, что безумец внезапно набросится на них. Наконец дед вздохнул и сделал несколько шагов вперед. Он медленно протянул руку и прикоснулся к заросшей щеке заключенного.
– Труп, – сказал он и отдернул руку, когда человек завалился на бок. – Никаких сомнений.
– Почему? – спросил стражник.
Дед окинул взглядом темницу, потом посмотрел на столб с цепью.
– От отчаяния, – наконец ответил он. – Он протянул дольше, чем кто-либо из сидевших здесь. Но даже граф Босуэлл не мог вечно выносить это.
Мертвый граф Босуэлл неожиданно приобрел почетный статус, подобающий его титулу. Его изъязвленную волосатую ногу освободили от кандалов, а окоченевшее тело подняли наверх, где обмыли, побрили, постригли и облачили в поспешно купленный наряд джентльмена.
Затем тело поместили в широкий дубовый гроб, при этом его голову уложили на белую атласную подушку и покрыли лучшей льняной тканью с зеленой шелковой подкладкой. Его руки аккуратно сложили на груди, и дед Стена принял участие в почетном обряде дележки ценностей умершего заключенного. Однако на нем ничего не было, кроме кольца с эмалевой отделкой, где кости чередовались со слезами. Тем не менее дед забрал его. Он поднес кольцо к глазам и внимательно рассмотрел.
– Мне говорили, что это обручальное кольцо, полученное им от королевы Шотландии, – сказал он. – Если это так, то обещание сбылось.
– Не храни его у себя, дедушка! – воскликнул Стен. – Кто захочет носить такую вещь?
– Если бы я оставил кольцо на его пальце, то он бы не упокоился в могиле, а сейчас ему пора обрести мир и покой.
Дед надел кольцо себе на палец, и Стена передернуло.
– Ну вот, – проговорил дед, почти с нежностью натянув саван на плечи Босуэлла.
Граф выглядел не умиротворенным, а сердитым. Его рот был сжат в жесткую прямую линию, а на лбу виднелся слабый диагональный шрам, след какого-то сражения. Стен так и ждал, что он поднимется с боевым кличем и выхватит кинжал.
Дед закончил прикреплять саван, а потом закрыл крышку гроба и приколотил ее длинными гвоздями. Стражники вынесли гроб со двора и из замка – единственный раз, когда Босуэлл вышел из этих ворот. Его положили в ближайшей церкви Фаарвейль на мысу возле океана, где морские брызги долетали до белых стен, а колокольня служила маяком. Реформистский священник прочитал молитвы у гроба. Над склепом не осталось никакой надписи.
На следующий день Лоридсон приложил свой доклад к официальному расписанию и отправил уведомление правительствам Англии и Шотландии.
«Граф Босуэлл, некогда муж королевы Шотландии, умер 14 апреля 1578 года в королевской тюрьме Драгсхольм. Да смилуется Господь над его душой».
Мария напевала себе под нос, когда закончила полуденную трапезу и вернулась к шитью. Наступила середина мая, и выдался один из самых теплых и зеленых весенних дней, о которых она могла вспомнить. Все пошло в рост, как будто копило жизненную силу не месяцы, а целые годы. Крошечные листья выстреливали из почек, как пушечные ядра, ирисы и нарциссы выскакивали из-под земли и сразу же расцветали, а пожелтевшая прошлогодняя трава за одну ночь сменилась бархатистым ковром, таким нежным, что кролики с восторгом прыгали по нему и катались среди сочных ростков.
Мария оказалась не в силах противостоять всепобеждающему духу весны. Сегодня она будет сидеть на улице и отдаст должное дару новой жизни, полученному от Бога.
Чатсуорт предлагал приятные места для отдыха на свежем воздухе; Мария так часто посещала домик для отдыха, что его переименовали в «Беседку королевы Марии» в знак ее любви к нему. Этот день располагал к отдыху на складном стуле – разумеется, с вышитым сиденьем – и наслаждению эфирной легкостью, пронизывавшей все вокруг.
Нужно обязательно взять шляпу с широкими полями. Как хорошо снова надеть ее! Долгой зимой, когда Мария видела шляпу, висевшую на крючке, она казалась ей заброшенным выходцем из иного мира, единственным доказательством, что посреди льда и тьмы иногда наступает лето.
«Надежда – это соломенная шляпа у окна, покрытого инеем», – подумала она.
Она собиралась отправиться прямо к беседке, но вокруг было так много цветущих деревьев и кустарников, что ее потянуло к ним. Кусты крыжовника покрылись мелкими цветами, распускалась виноградная лоза, жимолость усыпали кремовые соцветия, источавшие характерный аромат, который, несмотря на его силу, невозможно было запечатлеть в парфюмерной эссенции.
Мария закрыла глаза и направилась к кусту жимолости, руководствуясь только запахом. Он был таким крепким, что будто наполнял ее тело энергией, когда она вдыхала его, и опьянял своей воздушной магией.
Когда запах совершенно окутал ее, она открыла глаза и увидела, что стоит прямо перед кустом. Она протянула руку, сорвала одно из трубчатых соцветий и понюхала его. Сладкий вкус нектара смешивался с ароматом и сливался с ним в единое целое.
Жимолость также привлекала пчел. Марию завораживало движение многочисленных насекомых, менявшихся местами возле каждого цветка и издававших сонное гудение. Это была настоящая колыбельная весны.
Она не слышала шагов, пока Шрусбери не оказался в десяти футах от нее. В первый момент она подумала о том, каким грустным, изможденным и неуместным он выглядит посреди природы. «Люди не всегда так же хорошо сочетаются с временами года, как животные», – подумала она.
– Добрый день, дорогой граф Шрусбери, – с улыбкой поздоровалась она в надежде на ответную улыбку. Но он продолжал идти, плотно сжав губы.
Потом он напряженно уставился на куст жимолости, словно хотел увидеть что-то скрытое внутри. Мария проследила за его взглядом, но увидела лишь яркую сине-черную бабочку, порхавшую рядом.
– Я принес известие, которое опечалит вас, – наконец произнес он.
Внезапно она поняла, о чем он собирается сообщить. Ей хотелось крикнуть: «Нет, нет, молчите, я этого не вынесу!» Вместо этого она промолчала. Казалось, бабочка неподвижно зависла над кустом.
– Граф Босуэлл умер, – тихо, но твердо сказал Шрусбери. Мария видела, как он потянулся к ней, чтобы взять ее за руки и как-то утешить или хотя бы не дать ей упасть, но потом отступил. Ему не позволялось прикасаться к ней.