– Иди-иди, – замахала рукой Анфиса Павловна, – справлюсь я с твоим пиратом. Сейчас вот минтая нажарю…

Блеклые голубые глаза, лучащиеся добром, аккуратный подбородок, седые волосы на пробор, прихваченные черепаховой гребенкой… И когда эта маленькая пожилая дама успела стать такой родной?

Сглотнув ком в горле, Лука вышла в коридор. Жизненные истины оказались сродни кошкам – гуляли сами по себе, захаживая в гости лишь по собственному желанию!

* * *

Поздно вечером пошел снег. Да такой, что забелил все вокруг, будто простыни развесил вдоль улиц и между зданиями. Посетители «Черной кошки» поспешили разойтись, пока до дома еще можно было добраться. Лука проглядывала чеки за день и искоса посматривала на дверь – должен был приехать Яр. И действительно, скоро увидела его входящим, правда, не одного, а с Димой Хотьковым. Оба смеялись, стряхивая снег с капюшонов курток и плеч. Она поспешила им навстречу.

– Ну и погодка! – чмокнув ее в щеку, сообщил Димыч. – Сейчас бы гулять и гулять в этом снежном царстве. Жаль, что завтра на работу.

– Жаль, что другое… – коротко сказал Гаранин, без стеснения привлекая и целуя Луку.

Хотьков мгновенно помрачнел.

Лука поняла, что имел в виду Яр – неуловимого убийцу, который мог поджидать за каждым углом.

– Закончила? – уточнил Гаранин.

– Закончила, закончила, – улыбаясь, закричал Макс из-за стойки бара, – пущай идет на все четыре стороны!

– Блин, в одну бы правильно дойти! – глядя в окно, пробормотал Хотьков.

За окном было белым-бело.

– Мы тебя до машины проводим, – сказал ему Яр, – а потом к своей вернемся.

Димыч кивнул с благодарностью.

Лука сбегала в подсобку, стянула фартук, скинула мягкие туфли, залезла в сапоги и куртку, укуталась шарфом. Наступало самое чудесное время суток – время рядом с Гараниным. Она никогда не загадывала – отвезет он ее к себе или домой – и уедет. И разочарований по этому поводу не испытывала.

Они вышли на улицу. Ветер бесновался выше, трепал им же самим сотканные снежные полотнища, придавая ночному пейзажу совершенно нереальный вид. У земли было относительно тихо, однако густой снегопад перекрывал видимость.

Перейдя дорогу, направились в ту сторону, где Хотьков оставил машину. Вокруг царили пустота и тишина, лишь снежные крупинки шуршали, царапая куртки. Гаранин вдруг остановился… Как-то задумчиво натянул на плечо вторую лямку рюкзака – до этого нес на одном плече, – и вдруг… сделав Димычу подсечку, швырнул его на землю.

* * *

Все произошло за долю секунды…

Лука изумленно смотрела, как Яр, будто в замедленной съемке, идет к ней – вкрадчивый, чужой и смертельно опасный, как крутит в пальцах непонятно откуда взявшийся нож. Гаранин, оказавшись рядом, взглянул на девушку страшными суженными зрачками на нечеловечески бледном лице и хрипло произнес:

– Беги…

Она попятилась. Он сунул ей что-то в руку, развернул, толкнул от себя и рявкнул:

– Беги к нашей машине!

И только тут Лука заметила белые фонтанчики, то тут, то там вспарывающие сугробы. Звуков выстрелов, как и в случае с Юлей Всеславской, слышно не было.

От толчка Яра девушка чуть не упала на капот близстоящего авто, но – вовремя сообразила! – подогнула колени, рухнув в снег за машину. Спустя мгновение к ней подполз Димыч. Лицо у него было не столько испуганное, сколько ошарашенное.

– Что происходит? – шепотом спросил он.

Лука высунулась из-за капота, желая посмотреть, где Гаранин, однако того поблизости уже не было. Перспективу старательно занавешивал снегопад.

Свистнул воздух, посыпалось разбитое стекло. Разбуженное авто заголосило, мерцая огнями.

Лука посмотрела на Хотькова огромными глазами.

– Димыч, нас пытаются убить…

Перевела взгляд на ключи, лежащие в ладони…

Новый выстрел раздробил фару. Острый осколок пластика рассек Хотькову щеку. Тот выругался. Схватился одной рукой за щеку, другой за Луку:

– Яр сказал к его машине бежать… Надо бежать! Давай… На счет три! Раз, два, три!

И они побежали. Лука в жизни так не бегала – почти ничего не видя от ужаса. Смерть едва не касалась плеча стальным крылом, и где-то в снежной мути остался Гаранин, только что спасший жизнь Димычу… Несмотря на то что глаза отказывались видеть, она, не осознавая, в полной мере пользовалась способностями Видящей и поэтому успевала не только отклоняться с траектории пуль, но и утягивать с них Хотькова. Спустя мгновения бешеного бега оба, задыхаясь, нырнули в черный BMW и заперли за собой двери.

Глухой стук, будто шмель ударился о стекло…

Еще один.

Смерть здесь!

Близко…

Это ее посланцы, и она все ближе с каждым выстрелом. Но на стекле ни трещинки!

– Да это броневик! – восхитился Димыч, с силой прижимая ладонь к кровящей щеке. – А я все удивлялся, зачем бумеру усиленная рама и такие колеса!

А затем стук прекратился. Спустя паузу мучительной тишины снежная вакханалия расцветилась фиолетовым и желтым, и музыкой зазвучала милицейская сирена, гармонично добавившаяся к какофонии голосящих изувеченных выстрелами машин с выбитыми стеклами и разбитыми фарами.

Стук в окно заставил обоих пассажиров подскочить. В салон пытался заглянуть полицейский с погонами лейтенанта.

– Откройте машину и выходите! – его почти не было слышно.

Лука нажала на кнопку брелока и отворила дверь.

– Что здесь происходит? – спросил лейтенант. – Кто стрелял?

– Мы не знаем! – дружно ответили и Лука, и Димыч.

– Что со щекой?

Хотьков на мгновение убрал ладонь.

– Осколок от фары… Там, метрах в тридцати, по машине стреляли. Мы рядом оказались.

– Документы предъявите!

Димыч полез во внутренний карман куртки, а Лука растерялась, поскольку паспорта с собой никогда не носила.

– У меня нет…

Неожиданно двое полицейских со всего размаха обрушили на капот машины… Ярослава Гаранина.

– У него холодное оружие, товарищ лейтенант, и возвращался с той стороны, откуда стреляли!

– Где Петров и Громов?

– Осматривают место происшествия. Стреляли из дальнобойника, но с глушителем. Скорее всего, с подвесной лестницы к шестому дому…

Лейтенант внимательно осмотрел гаранинский нож, взвесил в ладони.

– Для каких целей носите с собой клинок? – поинтересовался он у Яра.

Тот так и лежал на капоте, с завернутыми за спину руками.

– Коллекционирую, – хрипло отозвался тот. – Разрешение имеется, только оно дома.