– Она подросток.

– Да. Но Мак с ней поладил.

– Мак поладил бы с Саддамом Хусейном. Кокетка на девяносто семь процентов.

– Джо, я старалась. Ничего у нас не получается. Все пошло не так, как я ожидала…

Джо наклонилась в сторону двери – наверное, проверяла, не слышат ли дети.

– Буду с тобой откровенна. Как только Кэтрин исполнилось тринадцать, она превратилась в настоящую корову. Будто моего милого ребенка подменили монстром, состоящим из гормонов. Она смотрит на меня с таким… омерзением, будто я вызываю у нее физическое отвращение. Все, что я говорю, ее раздражает.

– Кэтрин?

– Ты ее давно не видела. Ругается, как грузчик. Огрызается. Таскает деньги потихоньку, хотя Дэвид делает вид, что не замечает. Врет на каждом шагу. Настоящая стерва. Могу утверждать это как ее нежно любящая мать. Если бы я не знала, что прежняя Кэтрин все еще существует, если бы не верила, что однажды она станет сама собой, я бы прогнала ее вон еще несколько месяцев назад.

Наташа никогда не слышала, чтобы сестра так безжалостно говорила о своих детях. Она задумалась, сколько материнских чувств она сдерживала, рисуя в своем воображении розовые картинки, которых была лишена. Может, она была слишком строга к Саре.

– Дело не в тебе. Она столько всего пережила. Только не бросай ее.

– Я не такая, как ты. Я так не умею.

– Ерунда. Ты талант. Вспомни, что ты делаешь для этих несчастных детей на работе.

– Это клиенты. Совсем другое дело. Я отстаиваю их права. И еще… Мальчик, которого я представляла. Он перевернул все во мне. Сказал, что пережил ужасный побег. Позже я узнала, что он лгал. Теперь я потеряла уверенность, что меня не водят за нос.

– Думаешь, она водит тебя за нос?

– Мне кажется, она что-то скрывает.

– Ей четырнадцать. – Джо покачала головой. – Чего только они не скрывают: безответную любовь, издевательства в школе, переживания по поводу лишнего веса или из-за какой-нибудь дуры, которая больше не хочет с ней дружить. Они нам этого не говорят. Боятся, что их осудят или отчитают. – Она засмеялась. – Или еще того хуже: что мы вмешаемся и попытаемся решить их проблемы. – (Наташа смотрела на сестру во все глаза. Откуда она это знает?) – Слушай, не думаю, что она обманывает тебя сознательно. Возможно, это маленькая испуганная девочка, которая хотела бы открыться кому-нибудь. Своди ее в ресторан. Вы вдвоем. Нет, не в ресторан… – Джо обкусала ноготь. – Слишком для нее напряженно. Займитесь чем-нибудь вместе. Чем-нибудь приятным. Ненапрягающим. Может, она расслабится немного. – Джо погладила Наташину руку. – Не сдавайся. По крайней мере, это тебя отвлечет. И помни: ты делаешь хорошее дело, приютив эту девочку у себя в доме.

– Ерунда.

– Это не умаляет значимости того, что ты делаешь. Правда. А теперь надо отправить этих двух монстров в постель.

А Мак? Она хотела спросить, что делать с Маком. Но сестра уже ушла.

Действующей рукой старик взял у Сары вилку и стал медленно отправлять в рот кусочки манго, испытывая молчаливое, но явное удовлетворение. По пути Мак купил в супермаркете готовое блюдо. Сара накалывала кусочки на белую пластиковую вилку и передавала ее дедушке, чтобы он мог есть с достоинством.

Мак ждал, когда они закончат. Капитан тщательно утер рот бумажной салфеткой. Потом Мак протянул ему папку:

– Вот, посмотрите, Капитан.

Старик повернул голову. Он сегодня поживее, подумал Мак. Реакция поактивнее, говорит отчетливее. Попросил воды дважды, вполне ясно, и сказал «Chérie»[39], увидев Сару.

Мак подвинул стул к кровати и раскрыл папку, чтобы было удобнее видеть ее содержимое.

– Мы решили украсить вашу комнату.

Пока Капитан не потерял бодрости, Мак достал первый снимок, черно-белый, в формате А4, на котором Сара скакала в парке на лошади рысью на месте, которую называла пиаффе. Старик долго рассматривал фото, потом повернулся к внучке:

– Хорошо.

– Он прекрасно себя вел в тот день. Слушал меня. Старался. Каждый миг…

– Очень красиво, – осторожно выговорил он.

Внезапно девочка забралась на кровать и легла рядом. Положила голову ему на плечо.

Мак достал другой снимок, старясь делать вид, что ничего не замечает.

– Мне кажется, этот…

– Je ne peux pas voir[40], – сказал старик.

Он терпеливо ждал, пока Сара надевала ему очки. Потом жестом попросил Мака поднести снимок поближе. Мак положил фотографию подле него. Капитан одобрительно кивнул.

– Это для вашей комнаты. – Мак полез в карман за голубым пластилином.

Потом стал развешивать фотографии вокруг кровати, глядя на голые бледно-зеленые стены, украшенные лишь репродукцией акварели 1980-х годов и обращением к посетителям: «Не забывайте мыть руки». Пару снимков он прикрепил у кровати Капитана.

Папá внимательно рассматривал фотографии одну за другой, подмечая каждую деталь. Ему этого хватит на весь день, подумал Мак.

Когда он рассказал Саре по пути в больницу, что собирается сделать, она разглядывала снимки, удивленная и молчаливая.

– Ничего? – Мака обеспокоило отсутствие реакции. – Я не взял фото, на которых вы делаете то, чего не следует. Стойки на задних ногах и всякое такое.

Она улыбнулась, но грустно:

– Спасибо вам.

По ее голосу он понял, что она нечасто встречалась с великодушием и еще меньше его ожидала.

– Приберег самую лучшую на потом.

Мак распаковал фотографию, которую вставил в рамку. Даже Сара еще не видела ее. Рамка была недорогая, из легкого дерева, с подложкой из картона, но за блестящим стеклом изображение девочки, которая прижималась щекой к своей лошади, было ярким и четким – старик мог рассмотреть каждую деталь. Фото передавало ее незащищенность; несформировавшееся лицо, которое еще не знает, станет ли красивым, в каком-то неземном единении слилось с конем-исполином. Монохромность и высокая четкость придавали лицу девочки и морде коня благородство и загадочность, которые исчезли бы на цветном снимке. Мак знал: это одна из его лучших работ. Он понял это практически сразу, как только сделал снимок. Когда он увидел законченную фотографию, у него учащенно забилось сердце.

– Бошер, – произнес Капитан, глядя на фотографию. – Сара.

У него получилось «Сарра».

– Мне нравится эта фотография, – сказал Мак. – Я сделал ее на прошлой неделе утром, перед тем как мы вышли со двора. Она не знала, что я ее фотографирую. Мне нравится, как свет от лица Сары передается лошади. У обоих глаза полузакрыты, будто унеслись в мечтах куда-то далеко.