— Не понимаю, что здесь смешного! — обиженно проговорил Игрек.

— Собственно говоря, — начал профессор Огден, вытирая глаза и кивая в сторону мистера Белла, — Питер только что спросил меня примерно о том же. Это серьезный философский вопрос.

Все захохотали еще пуще. Игрек поднялся и недоуменно поглядел на людей.

— Тогда почему же вы смеетесь?

Гэвин с трудом справился со смехом.

— Разве ты не понимаешь? В том, что ты философствуешь, нет ничего смешного. Но вопрос уж больно смешной, потому что, не будь ты прежним Игреком, ты не стал бы его задавать.

Игрек начал понимать, что должен был чувствовать человек в белой простыне. Все эти заумные беседы временами ужасно раздражают. Недаром говорят: хорошенького понемножку.

— Ох, — вздохнул он.

— С возвращением! — сказал профессор.

— Мы рады, что ты снова с нами, — с чувством произнесла миссис Белл. — После такого падения…

Она поежилась.

Внезапно Игрек всё вспомнил. Это были не самые приятные воспоминания, но он не стал отгонять их. Игрек снова стоял на утесе, а рядом лежал мистер Лобсан. Какую-то долю секунды он колебался, не зная, куда повернуть. А потом упал вниз.

Игрек снова вернулся к действительности.

— Профессор Огден, а почему я не упал прямо в море, как БДЦ?

— Ты зацепился за ветку дерева. Ты такой эластичный, что умудрился повиснуть на ней. Мистер Лобсан побежал за помощью, и военные тебя вытащили.

— Значит, с мистером Лобсаном всё в порядке?

— Он, конечно, устал и натерпелся страху, но в остальном чувствует себя нормально, — ответил профессор. — Ты спас ему жизнь. Он захочет поблагодарить тебя.

Игрек кивнул.

— Значит, БДЦ-4 больше не осталось? — тоскливо спросил он.

— Все БДЦ из отеля утонули. А остальные отправлены обратно на завод. Мы перепрограммируем их — сделаем из них обычных роботов. Было бы жаль отказываться от таких чудесных механизмов.

Некоторое время все молчали, точно отдавая дань памяти погибшим роботам. Потом воркование Шарлотты нарушило тишину.

— Профессор Огден, — сказал Гэвин, — расскажите нам про Сферу. Она послала Игрека искать меня, когда я был в квартале технократов. Игрек сказал, что она разговаривает с ним.

— В самом деле? — профессор удивленно поглядел на Игрека. — Я и понятия не имел. Занятно, занятно…

— Так вы расскажете нам, что это такое?

— Я сам только-только начинаю понимать. Дело в том, что произошла непостижимая случайность… — Он помолчал, словно желая тщательно взвесить собственные слова: — Когда я ушел из Корпорации Жизни и обосновался в городе, мне очень хотелось создать разумную машину, чтобы… скажем так, отслеживать деятельность Корпорации.

— Шпионить, — подсказала Флер.

— Вот-вот. — Профессор кашлянул. — Мы отдавали себе отчет, что экспериментируем с силой гравитации, однако результат оказался для нас совершенно неожиданным. Этот шар не только оказался способен летать, но и обладал некоторыми потрясающими квантовыми качествами, а также был наделен сознанием, которое мы никак не можем отнести к…

— Сознанием?! — воскликнул Гэвин. — Но разве не им мы отличаемся от машин?

— Так принято думать, — ответил профессор, качая головой. — Однако представь себе, как на Земле впервые возникла жизнь — из безбрежного моря химических элементов. В один прекрасный момент вопреки теории вероятностей в море происходит некая реакция, создающая жизнь. Столь же невероятно и то, что наш эксперимент породил Сферу. Не думаю, что за свой век сумею найти этому хоть какое-то объяснение, — сухо закончил он.

Его тон сделался более серьезным.

— Возможно, мы случайно сотворили некое существо, которое лучше и мудрее нас. И это урок всем нам.

Он улыбнулся. В комнате снова воцарилась тишина. Беллы пытались переварить полученную информацию. По их лицам было видно, что они потрясены и озадачены. Шарлотта вертела головой, с восторгом глядя на взрослых.

— И что же теперь?.. — наконец спросила Флер. — Раз вы возглавили Корпорацию Жизни, вы сделаете жизнь лучше?

Мистер Белл обнял дочь за плечи.

— Знаешь, Флер, довольно трудно спасти мир в одиночку, — шутливо заметил он и добавил: — Имей в виду: уж коли профессор сумел создать эту Сферу, о которой сейчас рассказывал, кто знает, что он сделает в следующий раз?

— Боюсь, это была чистая случайность, — возразил профессор Огден.

— Или волшебство, — предположил Гэвин.

— Или чудо, — подхватила миссис Белл.

— Это уж точно, — согласился профессор. — А между тем Флер права: у нас появилась возможность что-то изменить. Могу обещать, что больше никаких рискованных экспериментов не будет, — никто не станет строить роботов только для того, чтобы потешить собственное тщеславие. Мы должны все вместе решать, какие технологии нам нужны. А это зависит от того, какое общество мы хотим создать.

— Такое, в котором мы сами сможем выбирать себе будущее! — пылко заявил Гэвин. — Я имею в виду место жительства, профессию… В котором мы не будем подозревать друг друга. И будем друзьями, — добавил он.

— Я согласен с тобой, Гэвин, — кивнул профессор Огден. — Мы слишком долго были разобщены.

Он сделал шаг назад. Миссис Белл восприняла это как сигнал, что пора уходить, и нагнулась к Шарлотте.

— Но это не значит, что мы больше не будем строить роботов, — неожиданно добавил профессор. Он откашлялся. — Игрек, тебе пора возвращаться домой. Но надеюсь, когда-нибудь ты поможешь нам создать новое поколение роботов, похожих на тебя, а может быть, даже на Сферу. — Профессор озорно подмигнул миссис Белл, а потом, снова напустив на себя серьезный вид, перевел взгляд на робота. — Конечно, если ты захочешь присоединиться к нам…

Игрек обвел взглядом всех своих друзей: профессора, мистера и миссис Белл, Гэвина, Флер и Шарлотту. За ними, в дверях, излучая ровное сияние, парила Сфера. Робот кивнул.

— Почему нет, — сказал он.

Новый наставник — когда он наконец появился — тоже сидел под деревом, таким толстым, что Игреку пришлось бы изрядно растянуть руки, чтобы обхватить ствол. Ветви дерева утопали в белоснежных цветах.

Он так же был обернут в простыню, но выглядел куда менее скромно, чем тот, первый философ. Простыня была ярко-оранжевого цвета и свободно ниспадала с плеч, подставляя солнышку огромный живот. Интересно, подумал Игрек, все философы такие пузатые? Наверное, если так растолстеешь, поневоле станешь философом. Или это от философии животы становятся такими большими? Должно быть, это из-за постоянного сидения под деревом…

Новый наставник говорил очень мало, вопросов не задавал вовсе, да и глядел всё больше куда-то вниз, однако, усевшись напротив, Игрек ощутил прилив умиротворения. Некоторое время оба наслаждались молчанием — во всяком случае, роботу так казалось.