– Ну, здравствуй птичка-синичка, – он подошел ко мне, обнял и поцеловал в щечку. Мамусик переглянулась с Люсей, та громким шепотом сообщила:

– Да, он – старик. Он даже старше Раймондо.

– Что значит старше Раймондо? – Тут же возмутилась мамуля. – Раймондо вообще молодой, просто он выглядит старше.

– Заткнись, – Люся толкнула ее, сложила губки в «куриную гузку» и изобразила вежливое внимание.

Мамусик стала тихо что-то бубнить себе под нос. Сашин дядя взирал на них в немом изумлении. Мне стало неловко и, самое главное, не знаю, как его зовут. Только я открыла рот, в дверь постучали.

– Войдите, – сказали мы хором. Вошел Раймондо с букетом роз

– Я немножко заблудился, – сказал он с улыбкой.

Подошел ко мне, вручил цветы, и я его поцеловала. Дядя тяжело плюхнулся на стул и возмущенно смотрел на нас. Я развела руки и хотела объяснить, кто есть кто, но в это время дверь открылась, и раздался вопль

– Абрам! – Левочка, споткнувшись о порог, пролетел к окну, ударившись о стол. Потирая ушибленное место, он сказал:

– Гена тоже пришел, она у врача.

– Еще не было случая, чтобы ты что-нибудь не задел, – заворчала Люся.

– Люся, не скрипи, – ответил Левочка, уселся за стол и посмотрел на нас невинными глазами. И вдруг обнаружил среди присутствующих Сашиного дядю, подскочил, пожал ему руку со словами:

– Как дела?

Дядя на это сказал:

– Вас я знаю, но вот с другими еще не знаком.

В дверь постучали, вошла Нинка.

– О, Гена пришел, он сейчас Вас познакомит.

И действительно, Нинка стала представлять моих родственников.

Но в дверь опять постучали. Мне захотелось спрятаться. Вошел парень с очень красивым букетом, на этот раз из гербер, ирисов и лилий и с огромной корзиной.

– Здравствуйте, – поприветствовал он нас и вежливо кивнул головой.

У родственников челюсть отвалилась. Они, наконец, замолчали. Хоть это хорошо.

– Куда ставить, Илья Алексеевич? – Обратился он к дяде. Тот показал на стол, потом, посмотрев на моих обалдевших посетителей, сказал:

– Разрешите представиться – Илья Алексеевич – Сашин дядя.

– Так это не Саша, – с облегчением выдохнула мамусик. Илья Алексеевич что-то шепнул парню, и тот удалился. Люся заглянула в корзину и стала вытаскивать оттуда разные деликатесы, комментируя каждый продукт.

Все загалдели, стали знакомиться. Вошла медсестра, несколько обалдев, взглянула на нашу компанию и робко пригласила меня к врачу, после чего я заглянула к Лариске. В красках рассказала, что произошло у меня в палате, мы поржали, и я вернулась к себе. Вот это да! Стол был накрыт. Появилось шампанское и коньяк. Я притащила к нам Лариску. Посыпались анекдоты и разные шуточки.

– Значит, вы подумали, что Саша – это я? – Смеялся Илья Алексеевич.

– А вы решили, что Раймондо – это Ланочкин воздыхатель, – веселилась мамуля.

– Да, а кто здесь Гена? – Спросил дядя. – Абрам, я понял еще на банкете, это Светлана, а вот с Геной непонятно.

– Гена – это я, – тихо подала голос Нинка. – Даже не пытайтесь понять почему. Мой муж периодически меняет мне имена. Почему-то ему нравятся мужские.

В дверь постучали. Все смолкли и пытались сдержать смех. Вошел Саша. Увидел наше общество, и, по-моему, захотел удрать.

– Ну, вот и мой племянник.

Раздался хохот. Саша не ожидал такой реакции и непонимающе смотрел на окружающих. Я тут же подскочила к нему и стала довольно бестолково объяснять причину веселья. Лицо его прояснилось, и он стал знакомиться с моими родными. Потом ему пришлось отвечать на вопросы, которые стали задавать мои любопытные родственники:

«Чем он занимается (ну это я знаю), сколько ему лет (об этом я не спросила, оказалось 32), был ли он женат (не был), есть ли у него внебрачные дети (слава Богу, нет), где он учился (ну тут начнется). Ах, в Ленинграде, нет, в Петербурге, какая прелесть! В Эрмитаже сто лет не были. А Петергоф? Фонтаны, Большой каскад, Самсон. Помнишь Исаакиевский? Раймондо там еще не был, обязательно съездим. Пока они вспоминали и не обращали на нас внимания, Саша стал целовать меня, я пылко отвечала.

– Горько!! – Оглушительно заорал Илья Алексеевич. В ту же минуту в палату вошел врач и ошалело на нас уставился:

– Что здесь происходит? – Пробормотал он.

– Федор Иваныч, заходи! – Широким жестом Илья Алексеевич пригласил его к столу, за которым и так место не было.

– Все-таки это больница, – слабо сопротивлялся мой доктор. – Правда, я уже закончил работу, вот зашел перед уходом навестить больную.

Его не слушали, усадили рядом с нами на кровать и налили коньяк. Начались тосты, Нинка что-то рассказывала очень смешное.

– Слушай, – зашептал Саша. – У Лариски палата свободна.

– Я выйду первой, – прошептала я в ответ.

Через несколько минут, поняв, что на нас никто не обращает внимания, мы смылись. Вначале я, потом Саша.

Только мы расположились на кровати, такой же узкой, как и у меня, я забеспокоилась.

– Надо дверь закрыть.

Саша нехотя встал, но дверь не закрывалась.

– Ну и черт с ней. Кто сюда войдет? Сейчас тихий час.

Я согласилась. Ларискина кровать скрипела еще сильнее, но через минуту мы обо всем забыли. Потом, кое-как пристроившись, лежали тесно обнявшись. Вдруг дверь открылась, и на пороге появился Витька. Я ойкнула и накрылась с головой одеялом.

– Ах, ты, банкир поганый. На два фронта работаешь? Я тебе сейчас… – послышались удары. Я высунула голову и закричала:

– Витька! Идиот! Прекрати!

Витька замер и посмотрел на меня.

– Тьфу, опять ты! – Он помог Саше подняться. – Извини, я думал ты с Лариской. Вот, черт. Я что не вовремя? – Вдруг, спохватился он.

– В самый раз, – ответил Саша, смущено прикрываясь.

– Выйди! – крикнула я Витьке. – Дай нам одеться.

Витька, чертыхнувшись, вышел в коридор, и оттуда громко спросил:

– Где Лариса?

– Иди ко мне, она там, – крикнула я в ответ.

Когда мы привели себя в порядок, я увидела, что у Саши под глазом фингал, пока бледный, но потом посинеет, это точно.

– Шурик, у тебя фингал под глазом, – сообщила я ему.

Он бросился в ванную. Оттуда послышались ругательства. Я намочила холодной водой полотенце и велела прижать к синяку.

– Хорошо еще, что это не Наташкина комната, у Петьки кулаки помощнее будут, – задумчиво заметила я. Саша застонал.

– У меня встреча сегодня, очень важная. Отменить нельзя.