С облегчением выяснив, что Дуран говорит по-английски, Освальд в течение пятнадцати минут рассказывал о своих левых убеждениях, жизни в СССР и заслугах перед кубинской революцией, сопровождая рассказ демонстрацией своего досье. Он хотел получить туристическую двухнедельную визу на Кубу немедленно, чтобы попасть на остров уже 30 сентября. Его русская жена ждет его в Нью-Йорке (!).

При этом среди документов Освальд продемонстрировал членский билет компартии США, который сразу насторожил кубинцев. Во-первых, он был слишком уж новый. Во-вторых, обычно компартия США предварительно рекомендовала кубинцам своих людей, желавших посетить остров, и в этих случаях виза действительно выдавалась без проволочек. Но про Освальда американские коммунисты кубинских товарищей не предупреждали. Освальд, как мы знаем, никогда не был членом компартии США. Предъявил он кубинцам и еще одну фальшивку: фотографию своего ареста в Новом Орлеане, на которой он был изображен между двумя полисменами.

Тем не менее на Сильвию Дуран посетитель произвел самое благоприятное впечатление, и она попросила консула Азкуэ рассмотреть возможность немедленной выдачи Освальду кубинской визы. Но консул решил не отступать от существующих правил. А они гласили, что выдать визу без приглашения можно только после согласования с Гаваной. А на это требовалось две недели. Но Освальду это никак не подходило, так как истекала его мексиканская виза. Тогда Азкуэ и Дуран, узнав, что после Кубы Освальд намерен переселиться со своей русской женой в СССР, порекомендовали ему сходить в советское посольство (благо оно находилось совсем рядом) и получить советскую визу. В этом случае кубинцы готовы были выдать Освальду транзитную визу на Кубу. Пока же Дуран в качестве жеста доброй воли заполнила за Освальда визовую анкету (она указала там, что заявитель придерживается левых взглядов и выступал в поддержку Кубы в США) и отправила его сделать фотографии. Принеся их, Освальд расписался на анкете и отправился попытать счастья в посольство СССР. Дуран написала ему свой телефон, на случай, если понадобится ее помощь.

Все три работника консульского отдела Посольства СССР в Мексике в то время были сотрудниками разведки КГБ, работавшими под дипломатическим прикрытием. Примерно в 12.30 молодой американец по-русски сообщил охраннику советского посольства, что хотел бы поговорить с кем-нибудь из консульского отдела. К Освальду вышел вице-консул Валерий Владимирович Костиков, который по-английски спросил, что ему угодно. Освальд стушевался и сказал, что хотел бы поговорить именно с советским консулом. Улыбнувшись, Костиков показал посетителю свое удостоверение. Тогда Освальд сказал, что хочет получить для себя визу с целью переселения в СССР, где он раньше жил несколько лет. В качестве причины своей просьбы он назвал постоянное наблюдение со стороны ФБР, из-за чего он никак не может устроиться на работу. Потом он добавил, что «местные власти» также преследуют его и его русскую жену, создав для них в Америке невыносимые условия. Освальд также показал Костикову документы, подтверждающие, что он жил в СССР. У Костикова была встреча в городе, и он передал посетителя другому вице-консулу, Олегу Нечипоренко.

Освальд повторил свою историю и показал письмо в советское посольство в Вашингтоне. Правда, он ушел от ответа на логичный вопрос Нечипоренко, почему он вообще вернулся из СССР в США. Тогда Нечипоренко предложил ему поехать в Вашингтон и решить вопрос в тамошнем советском посольстве. Освальд ответил, что там ФБР его наверняка арестует. К тому же перед СССР он хочет заехать на Кубу, а в Вашингтоне кубинского посольства нет, поэтому он и решил получить сразу две визы в Мехико. Но советский консул был непреклонен: Освальд должен решать вопрос о въездной визе в СССР в советском посольстве по месту своего постоянного жительства, то есть в США. К тому же просьба о переселении в СССР рассматривается обычно в течение четырех месяцев.

Посетитель впал в истерику: «Мне это не подходит! Это не мой случай! Для меня все это закончится трагедией!». Еще бы, ведь рушились планы Освальда наконец-то уйти из-под колпака американских спецслужб. Проведя в советском посольстве примерно час, Освальд ушел не солоно хлебавши. Но сдаваться он отнюдь не собирался. Примерно в четыре часа он снова пришел к Дуран, хотя кубинское консульство принимало посетителей только до двух. Русские, соврал он Дуран, положительно рассмотрели его просьбу и поэтому он хочет получить кубинскую визу. Но Дуран решила все же подстраховаться и позвонила советским коллегам. Вскоре ей перезвонил Костиков. И тут выяснилось, что Освальд стал жертвой собственной лжи. Он наврал советским дипломатам, что его жена в Вашингтоне вот-вот получит разрешение на возвращение домой и он, Освальд, хочет дождаться этого на Кубе. Поэтому и Костиков сказал Дуран, что советское посольство в Мексике будет ждать решения своих вашингтонских коллег, а это судя по всему вопрос не одного дня. Соответственно и Дуран решила, что пока русские не определятся, кубинцы тоже не будут выдавать транзитную визу.

Освальд, который был свидетелем разговора Дуран с Костиковым, пришел в бешенство. Он обозвал вышедшего на шум Азкуэ бюрократом, на что тот ответил, что такие люди, как Освальд, не помогают, а вредят кубинской революции, и почти выпроводил молодого американца на улицу. Дуран до этого успела сказать, что, возможно, положение Освальда будет полегче, если он достанет рекомендательное письмо от прокубински настроенных мексиканцев. Она порекомендовала обратиться к профессору философии автономного университета Мехико, который иногда читал в доме Сильвии лекции о марксизме.

Есть некоторые данные, что Освальд именно так и поступил. Один из тогдашних студентов университета Мехико Контрерас вспоминал, что пил со своими друзьями кофе после просмотра фильма на философском факультете. Неожиданно к ним обратился молодой американец, сказавший, что он художник из Техаса, мечтающий переселиться на Кубу из-за притеснения американских властей. Он просил замолвить за него словечко в кубинском посольстве. Контрерас придерживался левых взглядов и знал Азкуэ. Он действительно попросил консула и другого сотрудника посольства помочь новому знакомому, но те в один голос заявили, что он провокатор, подосланный американскими спецслужбами. Контрерас сообщил грустные новости Освальду и тот якобы даже ночевал у него в общежитии.

История Контрераса в целом логична. Однако позднее он описывал художника как человека лет 35, да и сама встреча, дескать, произошла не в 1963, а в 1960 году (что невозможно, так как Освальд тогда жил в Минске). Возможно, однако, что сделавший в Мексике неплохую журналистскую карьеру Контрерас просто не хотел, чтобы его ассоциировали с убийцей американского президента.

В субботу 28 сентября, несмотря на нерабочий день, примерно в 10 часов утра Освальд снова пришел в советское посольство. Охранник сообщил о посетителе заведующему консульским отделом Павлу Яцкову, который как раз готовился принять участие в волейбольном матче между посольством и объединенной командой военного атташата и торгпредства. Яцков проводил Освальда в свой кабинет. Разговор не клеился, так как Яцков плохо знал английский, но, судя по всему, Освальд опять рассказывал ему историю о своих левых убеждениях. Когда Яцков предложил перейти на испанский, Освальд только мотнул головой. Тут в кабинет Яцкова зашел Костиков, он сразу узнал вчерашнего посетителя. Освальд опять стал повторять Костикову историю своей жизни, при этом намекая на то, что, приехав в СССР и вернувшись в Америку, он выполнял некую секретную миссию. Яцков предложил Освальду перейти на русский язык, на котором и проходила заключительная часть беседы.