и решается остаться жить у Удаяны. В это время Удаяна возгорается к ней прежнею любовью, но она отвергает его предложение сделаться его женою и грозится убить себя, если он будет её преследовать и мешать её супружескому счастью; тогда Удаяна оставляет её в покое и позволяет жить у себя во дворце.

От брака Калингасены с Маданавегой родится дочь чудной красоты, Маданаманчука, а от брака Васавадатты с Удаяной — сын Нараваханадатта, полный всех совершенств. Придя в возраст, они страстно влюбляются друг в друга, и родители дают согласие на их брак; при этом Удаяна торжественно посвящает своего сына в наследники престола. В ночь накануне брака Сомапрабха снова прилетает к Калингасене и, рассказав своей приятельнице всю счастливую будущность семейства их, объявляет ей, что поставит здесь посредством своего волшебства такой сад для дочери своей приятельницы, какого нет краше ни на земле, ни на небе. После этих слов она оставляет Калингасену, а на другое утро все с удивлением видят появившийся тут вдруг новый сад, и весь двор спешит подивиться на его диковинки. Калингасена рассказывает всем о происхождении этого сада. На другое утро царь Удаяна, собираясь идти в храм, вдруг видит, что по саду прохаживается много прекрасных и богато одетых девиц; он спрашивает их, кто они такие, и узнаёт, что они — Науки и Искусства и пришли вселиться в его сына. После того они исчезают, а царь Удаяна возвращается во дворец, рассказывает виденное своей супруге, царице Васавадатте в то самое время, когда входит в комнату Нараваханадатта и просит её поиграть на лютне. Но едва она начала, как Нараваханадатта скромно замечает своей матери, что лютня расстроена, и тогда отец велит ему играть самому; он начинает играть и играет так превосходно, что удивляются сами гандхарвы (небесные музыканты). После того отец испытывает своего сына в разных других искусствах и науках, и оказывается, что он во всех сведущ и искусен. Но между тем дело идёт о браке Нараваханадатты с Маданаманчукой: Удаяна сначала сопротивляется этому браку на том основании, что невеста — дочь какой-то неизвестной шляющейся проходимки Калингасены, которая и за него прежде сама сваталась; но в это время раздаётся голос с неба, повелевающий совершить этот брак, потому что он угоден богам, и тогда наконец празднуется великолепная свадьба царевича и царевной.

Читатель видит: черты сходства между русским и индийским рассказом очень близки, и те изменения или перестановки, которые мы встречаем в русской былине, могут быть объяснены очень легко: побудительные причины, их условившие, видны совершенно ясно.

Прежде всего заметим, что, как мы это уже видели и в других случаях, в былине о Соловье Будимировиче слиты в одно два разных рассказа восточных оригиналов, и в каждом из главных действующих лиц слито по два лица: одно взято из первого, индийского, рассказа, а другое из второго, так что наши главные действующие лица совокупляют в себе: мужчина — похождения отца и сына, а женщина — похождения матери и дочери; вот именно этот-то обстоятельство и объясняет, почему в наших песнях о Соловье Будимировиче есть два совершенно разные и противоположные окончания, одно идёт от одного из двух восточных рассказов, а другое — от другого.

В нашей Запаве Путятишне слиты вместе царевна Калингасена и дочь её, царевна Маданаманчука.

В нашем Соловье Будимировиче слиты вместе царь Удаяна и его сын, царевич Нараваханадатта. Наш же голый шап Давид Попов — это царь видиадхаров Маданавега.

Всего начала первоначальной восточной повести в нашей песне нет, вплоть до самой поездки Соловья к Киеву. Из дальнейших мест песни можно заключать, что уже и прежде этой поездки Соловей слыхал о Запаве или видал её: он, едва только приехал, прямо просит себе у князя Владимира места для строения "в саду у Запавы". Значит, можно предполагать, что у нашей песни было прежде какое-нибудь другое начало, где говорилось о том, как Соловей Будимирович слышал о Запаве или впервые увидал её и почему он вздумал ехать в Киев к князю Владимиру; но этого начала теперь нет уже более налицо. Затем, обращаясь к нашей песне в нынешнем её виде, мы открываем, что ничем не мотивированная поездка Соловьёва есть не что иное, как слегка переиначенная поездка Калингасены с целью увидать расхваленного ей царя Удаяну.

Чудный корабль, быстро несущий Соловья по морю, — это волшебная колесница, быстро несущая Калингасену по воздуху. В обоих рассказах — и индийском, и русском — колесница и корабль одинаково нагружены великими сокровищами. При этом надо заметить, что с Соловьём сидит на корабле вся его дружина: с Калингасеною садится на колесницу весь её двор, вся её челядь.

Запава видит Соловья Будимировича в саду и тотчас вслед за тем сама объявляет ему о намерении своём выйти за него замуж; он с удовольствием соглашается, и они сейчас же "помолвились, целовались, миловались, золотыми перстнями поменялись"; в индийской повести Калингасена точно так же видит царя Удаяну в саду, влюбляется в него и тотчас же сама сватается за него, на что Удаяна соглашается и даже этим обрадован. Но что это за сватовство самой невесты, что это за странность? Эпическая ли это черта, желающая изобразить каприз и порыв страсти героини, или просто случайная выдумка тех, кто слагал русскую песню и индийскую сказку? Ни то, ни другое. В нашей песне эта подробность не имеет никакого смысла, но в индийском оригинале она имеет историческое и народное значение. В древней Индии в числе многих форм брака, исчисляемых законами Ману, существовал и брак по свободному выбору невесты. Этому выбору, когда он был раз сделан, не могли более противиться родители невесты: они обязаны были покориться решению своей дочери, да этому выбору принуждён был сверх того покориться и сам избираемый, иначе ему грозило проклятие и все сопряжённые с ним бедствия. В индийских поэмах, легендах и сказках очень часто идёт речь о таком браке.

В этом месте нашей песни мы встречаемся с очень значительною и странной, но тем не менее легко объясняемой переменой против восточных оригиналов. Мы разумеем сооружение Соловьём теремов в саду у Запавы. В нашей песне терема не имели никакого значения, но становятся в настоящий свой свет, когда мы взглянем на азиатский оригинал.