— Я тоже, — доносится спокойный голос Генварского.

— Что? Я не поняла.

— Неважно. Марина, мне придется задержаться в Берлине. Возможно, на неделю. Или дольше.

— А теперь вот здесь поставь подпись… и еще здесь. — Кадровичка тыкает гелиевым ногтем в бумаги. Мне кажется, я сегодня их уже кучу подписала. Вот уж не знала, что так сложно уволиться. — Так! А где подпись директора АХО? Может, ты решила стулья стащить из родного училища! Ладно, ладно, я пошутила, но подпись у Муромова все равно нужно поставить. Приходи за трудовой после обеда, Мариш! Все равно же еще разгребаешь завалы.

— Разгребаю… — Сокрушенно киваю головой. — Стулья утащить не хочу, а вот документацию поджечь я прямо готова. Хорошо, тогда через час зайду. Надеюсь, как раз управлюсь.

— Ну вот и хорошо! — Кадровичка уже вытаскивает из холодильника контейнер с едой. — Да, еще, Марин… — Я обернулась. — Поздравляю!

— Спасибо!

Я поступила. Сама. На бюджет. Без блата и поддержки. Мне бы до потолка прыгать от радости, а я лишь вежливо принимаю поздравления. Вот никогда не подумала бы, что такое возможно. Мечта! Мечта сбылась! Еще полгода назад это было все, к чему я стремилась, чего хотела.

А сейчас думать могу только о том, что через четыре часа должен приземлиться самолет. И я увижу Макса, моего Генварского.

Ожидание убивает. Вот честно, держалась две недели, как могла, а сегодня утром проснулась и разревелась в ванной. Просто так, ни с чего. Потому что не могу больше быть одна — такая тоска накатила, а потом и страх, что он не вернется. Или вернется и скажет, что все кончилось. Что встретил в Берлине прекрасную немку и останется с ней.

Глупость и чушь! Он любит меня — звонил мне еще больше, чем раньше. Пропадал, правда, пару раз на полдня, но ведь переговоры сложные, тяжелые. И вот сегодня. Скоро.

Я даже о сестре сейчас меньше думаю, хотя она тоже нуждается во мне. По явно идет на поправку, это даже по ее речи слышно, а еще по тому, какие вопросы задает. Память ее возвращается. Про Грина я ничего не спрашиваю, о Максе ничего не говорю, она радуется, что я одна прихожу. Львов тоже рад. Был рад, пока я ему не сказала вчера то, что давно надо было сказать. Вроде понял, что на его «всегда» мне ответить нечем.

— Ну как, Марина, будете скучать по работе здесь? — Антонова разгоняет мои мысли. — Если вдруг заскучаете — приходите. Сами знаете, мы всегда рады помощи.

Я улыбаюсь, вспоминая, сколько всего разгребла в документации за эти месяцы. А сколько осталось?! Творческие люди, короче говоря, им не до регламентов и отчетности.

— Спасибо вам большое, Алла Константиновна! — совершенно искренне произношу. — Вы мне очень помогли. Я бы снова совершила те же ошибки, что и в прошлом году.

— Идите уже, Пешкова! — Антонова усмехнулась. — И спасибо за торт. Увидимся в сентябре.

Дверь за собой закрыла, словно в прошлую жизнь захлопнула. Вот реально — сразу все показалось таким далеким, все эти разборки со студентами, которые никак не могли найти свою аудиторию и вечно путали расписание, преподаватели, у которых приходилось клянчить их же отчеты…

Брр… Все! В топку!

Забрать трудовую — и на волю! Вот, наверное, только сейчас я начинаю чувствовать, как на душе легче становится. Теперь по утрам можно хоть спать, а не вскакивать от звука будильника.

Будильник. Я усмехнулась — мысли снова вернулись к Максиму. Сейчас сяду на автобус и поеду в аэропорт. Времени навалом, поэтому тратиться на такси необязательно. Не верится, что он наконец-то будет рядом!

На улице жарко, солнце нещадно палит. Первые секунды стою, зажмурившись, не двигаюсь, питаюсь солнечным светом, чувствую, как тепло проникает в тело. Кайф!

А когда открываю глаза, то от удивления сначала замираю, потом… а потом визжу от радости на всю улицу.

— А-а-а!!! Макс!!!

Чуть не сбиваю Генварского, вцепляюсь в его крепкие плечи, вдыхаю в себя такой родной запах, нахожу любимые губы…

Две недели, две бесконечные недели, я прогоняю вас. Целую Максима так, словно мы жизнь целую не виделись, не смотрели друг другу в глаза, не касались тела, не чувствовали биение сердца.

— Я тебя люблю! — громко шепчу в его губы и счастливо смеюсь. — Я тебя люблю!

Нужно было умирать от тоски, чтобы потом взорваться ярким светом. Тону в зелени его глаз, губы снова тянутся к губам. Не хочу отпускать его от себя.

Он чувствует, понимает меня без слов. Прижимает меня к себе, словно больше никогда не отпустит, не позволит отстраниться ни на миллиметр.

Один кислород на двоих.

— Моя любовь. Марина. — Читаю по губам. — Родная моя девочка. Моя.

— Твоя! — Зарываюсь пальцами в густые волосы. — Конечно, твоя.

Он не отводит от меня глаз, смотрит, не мигая, словно впервые видит…

— Что такое? — Улыбаюсь и трусь носом о его щеку. — Соскучился?

— Хочу запомнить момент, особенный. — И тут же добавил, переплетая наши с ним пальцы: — Поехали домой!

Замечаю знакомых преподов и радуюсь, что мне совершенно плевать, как наши объятия и поцелуи могли выглядеть со стороны!

— Поехали! Я думала, вообще-то, что ты еще в самолете. Как так получилось, что раньше прилетел?

— Отменились с утра дела, Марин, вот и не стал ждать, — задумчиво проговорил Генварский, прижимая меня к себе. — Ни одного потерянного мгновения, да?

— Да!

Домой — это значит к нему. Доезжаем быстро. Или мне так просто показалось, потому что всю дорогу не выпускаем друг друга из объятий. Между поцелуями выдаю ему, как сильно скучала, будто не говорила ему это каждый день по телефону. Снова и снова пересказываю новости, хотя за две недели все уши прожужжала. А он ни разу не поправил, слушает меня и глаз не сводит.

Надо же, а я думала, что я больше него соскучусь.

— А ты? Как ты? Рад, да, что вернулся? Все получилось, да?

Тоже дурацкие вопросы, бессмысленные — он же каждый день мне все рассказывал, но мне зачем-то нужны подтверждения, что все хорошо, чтобы в глаза сказал.

— Я счастлив, что вернулся к тебе. — Тонкая, чуть грустная улыбка. — Вернулся к жизни.

— Тебе нравится эта квартира? — спрашивает, едва отворив дверь в собственное жилище.

А потом, не дожидаясь ответа, подхватывает на руки. Чемодан так и остался стоять в общем коридоре.

— Ай! Максим! — Обхватываю его за шею и хохочу как сумасшедшая.

— Так нравится? — Аккуратно ставит меня на пол, а потом прижимает к стене.

— Конечно! Что за вопрос! Ты сам все знаешь!

— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Сегодня же!