— Пойдемте, им надо вдвоем побыть, — сказал Максим Львову, и тот, что удивительно, согласился.

У нее теплые руки, чувствую, как она в ответ чуть сжимает мои ладони, но взгляд такой же безучастный.

— Ты не узнала Максима, ты его не помнишь?

— Кого?

— Максима, он только что был здесь, с врачом.

— Нет.

— Тогда кто должен прийти? Если ты про папу своего, так он скоро обязательно приедет.

— Нет.

— А про кого тогда? Ты скажи, я найду и приведу сюда! Я его знаю? Я вообще поняла, что совсем ничего о тебе не знаю, По. Вообще ничего, — быстро зачастила я, не в состоянии сдержаться. Вопросы, копившиеся во мне целых три месяца и не находившие ответа, теперь лились нескончаемым потоком.

По молчит, мне кажется, она вообще не понимает, что я несу. Кривится и снова прикрывает глаза.

— Прости… прости, пожалуйста! Я просто не соображаю совсем! Ты помнишь, что случилось?

— Сказали, меня машина сбила. Не помню.

— Ты шла по переходу, а какой-то подонок, то есть его поймали, конечно, может, даже осудят, в общем, наехал на пешеходов.

Я стараюсь говорить медленно, По слаба, очень слаба. Только в начале, когда ждала «его», тогда взгляд был осмысленным. Я почти узнала свою сестру. А сейчас лежит как тряпичная кукла, безвольная и опустошенная.

— Врач сказал, три месяца назад? Правда?

— Правда! По, кого мне нужно найти? Ты только скажи — я его силой притащу сюда, — говорю я, чуть не плача. Как же тяжело видеть ее такой!

— Никто не должен знать, никто.

Больше ничего не сказала, продолжая безучастно смотреть в одну только ей видную точку в белой стене.

— Я его порву на части! Горло перегрызу! Сволочь! Подонок мерзкий! Ненавижу его!

Макс идет рядом, не останавливает меня, а я почти кричу, глотая слезы. Молча протягивает черный мужской платок, который всего через несколько секунд становится почти полностью влажным.

— Уверена, что это Грин? — наконец, спрашивает Генварский, когда мы садимся в его машину. — Она же не сказала.

— А кто еще?! Какие еще варианты? Она в его квартире жила, да там до сих пор полно ее вещей, если, конечно, он все не выбросил. Не избавился от улик, так сказать. Мерзавец, еще жениться собрался!

— Собрался, — задумчиво повторил Максим. — И если он параллельно крутил с твоей сестрой… будущему тестю Алекса это совсем не понравится. Знаешь, я спросил у Львова этого, интересовался ли кто состоянием твоей сестры. Краснова помнишь?

— Он оплатил ее лечение в комфортных условиях в первый месяц. Конечно, помню. Ты еще сказал, что он связан с Грином.

— Связан. Так вот, ни он, ни Грин, ни кто бы то ни было не интересовался состоянием твоей сестры, Марина. Только ты и ее отец.

— Львов сказал?

Максим кивнул.

— А еще пообещал при малейшем интересе к Полине тут же стучать мне. Алексу важна эта свадьба, многое на кону. Твоя сестра с ее откровениями…

Макс замолчал, а у меня от ужаса холодок пробежал по коже.

— Неужели ты думаешь… — тихо прошептала я, боясь закончить свою мысль.

— Я ничего не думаю, Марин. Она в тяжелом состоянии, явно путает реальность и сон, ее словам нельзя верить. Но лучше не распространяться особо, что она вышла из комы.

Я застонала от бессилия.

— В училище знают, наверняка и Глеб. А раз Глеб, то и…

— То и Инна, а вместе с ней и Алекс. — Максим устало потер переносицу. — Если это так, то Львов нам сообщит.

— Ты в этом так уверен?

— Я дал ему взятку, Марина, чтобы к твоей сестре никого не пускали, кроме нас с тобой и ее отца. Хорошую взятку. И он получит не меньше, если станет делать то, что я ему сказал. Ты меня осуждаешь?

Я молча помотала головой.

Вопреки прогнозам Львова, уже на следующий день По стало намного лучше — она улыбалась. Слабо, болезненно, но в глазах едва заметно светился огонек, на щеках появился легкий румянец. Врач удивленно пожимал плечами, но общаться нам не мешал.

— Ты улыбаешься. Тебе нравится мой топ? Помнишь, мы его вместе покупали, то есть ты его заставила меня примерить.

— Не помню… — Легкое, едва заметное покачивание головой. — Не помню…

Я больше не задавала вопросов, мне и Макс сказал, и Юрий, чтобы я не торопилась. Лучше самой рассказывать что-то очень приятное, то, что поможет ей быстрее восстановиться.

«Вы не представляете, Марина, в каком состоянии находится ваша сестра. Она потеряна, для такой деятельной натуры, да для любого человека это огромное потрясение. Ей нужно заново всему учиться, абсолютно всему! Вы видите, как она держит голову? Почти не держит!»

Глядя на По, я вспоминала слова Львова, а еще молила Бога, что По вернулась. Вопросы могут подождать, ее здоровье сейчас на первом месте. Про Грина она больше ничего не спрашивала, вообще ни слова. Зато внимательно слушала, как я ей рассказывала о нашей с ней жизни в последний год.

— Экзамен? — старательно выговаривает По.

— Да, завтра, по живописи. Первый, не поверишь, нормально сдала. Вроде есть еще шанс. Ты хотела, чтобы я училась.

Никакой реакции.

— Максим тоже этого хочет, — осторожно добавила.

— Максим?

— Приходил со мной вчера, помнишь?

Неопределенный взгляд, а потом вопрос:

— Твой парень? Давно?

— Не очень, мы с ним познакомились в тот день, когда ты… тебя сбили.

— Он здесь?

— Нет, он занят… уезжает в командировку.

— Не пускай его ко мне, — с трудом произнесла По. — Он — враг.

— Что? — Я не поверила сразу, решила, что послышалось. Вчера она смотрела на Макса как на пустое место, словно видела впервые. Никакой реакции. — Что ты сказала?

— Он — враг, — с усилием, но очень отчетливо выговорила По.

Будто клеймо впечатала в Генварского.

— Враг? — растерянно повторяю, просто не могу заставить себя поверить. — Макс? Чей? Твой?

— Его.

— Его? Кого, По? Ты же вчера… ты разве знаешь Макса?

— Нет… наверное… не помню. Я видела… их вместе. Он — враг.

— Да кто?!

Я уже кричу, вскочила на ноги и стою, крепко сжав кулаки. Максим не враг! Полине так точно и не мне, конечно.

По морщится — ей неприятно, а я осознаю лишь сейчас, что накричала на сестру, которая пару дней как из комы вышла, я почти три месяца ждала увидеть ее глаза, а сама теперь…