В обильно разукрашенной флажками лодке, как отметил Серж, помимо гребцов разместилось около десятка человек и оставалось место еще для полудюжины. Грузно переваливающееся с волны на волну нарядное суденышко ностальгично напомнило Казакову прогулочный речной катер, где для пущей экзотики подвесной мотор заменили мускульной человеческой силой.

За баркой – кто-то глазастый и шибко образованный прочел выведенное на ее борту греческое слово «Аргира», «Драгоценность» – тащилось три или четыре развалистых плоскодонки. Точно такие же Сергей во множестве видел в гавани Мессины, где они шныряли от берега к берегу или торчали на взморье, деловито волоча за собой сети.

«Вот и посольство валит в гости. Интересно, кто там, в беседке? Вдруг самолично Комнин припожаловал?» – чуть оживившись, предположил Казаков. Огляделся: на шебеке началось поспешное шевеление.

Долг оказался превыше страданий. Благородные сэры и доны торопливо приводили себя в относительный порядок. Засуетилась и команда, но как-то без огонька, больше для видимости. Деловито протрусил на корму его милость де Фуа. Заскребся под дверями Беренгарии, ведя переговоры с мадам Катриной и убеждая королеву Английскую блюсти дипломатический протокол и не учинять международных скандалов.

Взмахнув веслами, пестро размалеванная «Аргира» ловко развернулась, встав борт о борт с уныло погружающейся «Жемчужиной». Порванные штормом британские леопарды рыкнули на кипрского льва, длинный алый вымпел шебеки на миг наискось хлестнул по ультрамариновому шелку. С барки на шебеку перекинули хитроумно устроенные мостки с веревочными ограждениями и бронзовыми крючьями-зацепами, накрепко впившимися в дерево.

Через шаткую переправу бодро проплюхали шестеро вояк внушительной комплекции, с ног до головы упакованных в положенное звякающее снаряжение. Бесцеремонно распихали в стороны сунувшихся под ноги матросов шебеки и свитских наваррки, выстроились рядком, хором гаркнули нечто слаженное и совершенно непонятное.

«Бодигарды, – невесело хмыкнул Серж. – С хорошей подготовочкой. Как по трапу-то скакали, словно по твердой земле. Опытные. Морской десант Средневековья. Их там хоть и не больше десятка, но нашу заблеванную компанию, боюсь, в три счета разделают на пельмени. А кричат на каком, на латыни? Хотя стоп, Кипр же греческая территория. То бишь византийская. Еще не завоеванная турками. Хай живе великий базилевс во веки веков, аминь. Как положено, за стражей ковыляет босс».

По качающимся мосткам, судорожно цепляясь за тросы ограждения, на шебеку перебрался упитанного вида мужчина лет сорока. Темноволосый, слегка облысевший, богато разряженный на европейский, а не на византийский манер. Бархатный наряд в коричневых и зеленых тонах обильно дополнялся разнообразными золотыми побрякушками. На изжелта-темной то ли от загара, то ли от природы физиономии плавало мученическое выражение. Впрочем, стоило ему ступить на косую палубу «Жемчужины», кислая мина как по волшебству сменилась приязненной и лучащейся оптимизмом.

Почти одновременно с кипрским посланцем на корму вышла Беренгария. Приодетая, причесанная, подкрашенная и высоко держащая голову. По всему ясно, принцесс средних веков с детства готовили к работе в трудных условиях. В качестве моральной поддержки выступали до неприличия серьезный де Фуа и чопорная фрау Куртенэ. Не хватало только фанфар, литавр и барабанов.

Прибывший пузан не дал Беренгарии и рта толком раскрыть. Поклонился и затарахтел – если верить слуху, с легкостью перескакивая с латыни на норманно-франкский и обратно – помогая себе рьяной жестикуляцией. Новоиспеченная королева английская смотрела на посланца настороженно. Несколько раз она чуть оборачивалась к де Фуа, и тот начинал шептать наваррке на ухо. Видно, излагал скороговорку ромея в более приемлемом темпе.

«Не, на высокое начальство никак не тянет, – приглядевшись к посланцу и припомнив собственные впечатления от сильных мира сего, вынес решение Казаков. – Суетлив больно. Не поехал Комнин нас приветствовать. Прислал бойкого референта по связям с общественностью».

– Верно ли я поняла, мессир: вы предлагаете мне и моим спутникам покинуть это судно, вверившись гостеприимству вашего сеньора? – достаточно громко и отчетливо, чтобы все слышали, произнесла Беренгария. – Невзирая на преследующую его худую славу лихоимца, грабителя и обманщика? И позабыв о том обвинении, что нынче выдвинуто против Исаака Комнина королем и супругом моим Ричардом?

Про себя Серж решил, что Беренгария – сама или с чужой подсказки – разыгрывает сценку весьма и весьма толково. Она эффектно стоит на возвышении, ее хорошо видно и слышно, а приземистый киприот мнется на перекошенной палубе, у девицы под ногами. Простенькая, но действенная психологическая уловка.

– Мадам, мадам, – подвижная округлая физиономия «референта» преисполнилась самой натуральной скорби, – наш несовершенный мир кишит завистниками и злопыхателями. Госпоже, подобной вам, сколь умной, столь же и прекрасной, прямо-таки невместно прислушиваться к рыночным сплетням. У любого правителя хватает врагов и клеветников. Наш досточтимый деспот не исключение. Также как и ваш благородный супруг, уж простите на честном слове. Нелепая история, произошедшая в гавани Сицилии, позорит честь и достоинство нашего острова. Его величество вынужден оправдываться и нести ответственность за преступление, которого он не совершал!

Голос оратора приобрел патетически-скорбное звучание:

– Счастливая случайность первой привела к нам, на Кипр, не короля Ричарда, а вас, мадам. Кому, как не женщине, пристало милосердие и дарованная самим Господом тяга к справедливости? Мы просим вас о помощи, кирия Беренгария. Выслушайте моего господина и помогите ему! Убедитесь, что у вашего супруга нет и не было сторонника вернее и преданнее!.. К тому же, – посланец выразительным жестом обвел накренившуюся шебеку, – ваш корабль просто-напросто тонет. Через полчаса, от силы через час он пойдет ко дну. А мой сюзерен с величайшим удовольствием предоставит в ваше распоряжение всю роскошь Византии и все сокровища Востока!

«Досточтимый деспот, – удивился оригинальному словосочетанию Казаков. – Глубокоуважаемый тиран и милостивый сатрап. А мужичок-то представительское дело знает туго. Вот Берри уже и засомневалась, и губки кривит. На берег ей хочется не меньше нашего. И хваленую византийскую роскошь посмотреть тоже охота. Ну не съест же ее этот Комнин, и не продаст втридорога в багдадский гарем!»

– Обождите, – величественно бросила наваррка. Оглядела свой приунывший в морских передрягах эскорт, окликнула: – Мессир де Транкавель, мессир де Шательро. Поднимитесь сюда.

«Ой, это ж меня, – Казаков запоздало вспомнил свое новое имечко, дарованное по доброте душевной королевой Элеонорой. – Заседание начинается! Милейшей Берри позарез нужен совет».

* * *

– Выбор у нас невелик, – с ходу пессимистично заявил Ангерран де Фуа, также призванный в королевские советчики. Маленькая группка – сама Беренгария, де Фуа, мадам Катрина и двое молодых людей – отошла к фальшборту, ограждающему корму. Внизу, на расстоянии чуть меньше метра, неспешно прокатывались серо-сизые волны с грязными пенными гребешками. Набравшая полное брюхо воды шебека качалась с боку на бок, рядом кокетливо приплясывала нарядная барка киприота. – Как верно заметил этот господин, мы вот-вот пойдем на корм рыбам. Упрямство до добра не доведет. Мадам Беренгария, я почтительнейше высказываюсь за визит к Комнину. Ибо опасаюсь, что, если мы не пойдем добровольно, нас к этому вынудят насильно.