– Это было великолепно. – Рувим подходит ко мне. – Ты прекрасна.

– Скажешь тоже, – качаю головой.

– Я говорю чистую правду.

– Хочешь совет? Не надо похищать девушку, чтобы с ней познакомиться, – оглядываюсь туда, откуда мы пришли. – Поверить не могу, что Довид собирался…

– Почему же? Он – юноша, охотник. Все мужчины в душе охотники. Просто проявляется эта склонность по-разному.

К горлу подступает тошнота. Я потеряла сестру, научилась обращаться медведицей, а любимый юноша попытался меня пристрелить, глядя с ненавистью и страхом, точно хищник на добычу.

– Ну-ну, вижу, твоё сердечко совсем фарклемт[63]. Не стоит. Пришло время узнать, кто ты и что ты. Твой отец, похоже, не разрешал тебе общаться с молодыми людьми из штетла. Теперь понимаешь почему?

Он кидает мне новый свёрток. Машинально ловлю его, разворачиваю. Копчёное мясо. Вопросительно смотрю на Рувима. Он передаёт мне фляжку:

– Поешь. Превращение отнимает много сил. После смены облика нам требуется хорошенько поесть. Ну, или поохотиться. – В его глазах вспыхивают злые огоньки, и меня передёргивает. – На свете много охотников различных мастей. Главное, не само то, что ты охотишься, а как и зачем.

Сажусь на поваленный ствол и принимаюсь за мясо.

– Ты ещё поймёшь, почему нужно выбрать мужа из своего племени. Твоя кровь должна сохраниться в твоих детях. Кроме того, избранник должен быть способен впоследствии занять место твоего отца.

По спине пробегают мурашки, волоски на коже встают дыбом. Проглатываю кусок и говорю:

– Дай-ка попробую угадать. Избранник – ты?

– Жаль, конечно, что тебе пришлось узнать обо всём таким образом. – Рувим садится рядом. – Несколько недель назад мы понятия не имели о твоём существовании. Слыхали, что у Бермана Лейба есть дочь… Но кто мог подумать, что ты унаследовала его дар?

– Матушка рассказывала, вы отреклись от него за то, что он на ней женился. – Пожимаю плечами. – Хотя она и приняла нашу веру.

– Ребе раскаивался в этом до конца своих дней.

– Тебе-то откуда знать? Кто ты ему? Сват? Брат? – Открываю фляжку и принюхиваюсь.

– Обычная речная вода, – усмехается Рувим.

Делаю несколько жадных глотков.

– А может, вы хотите убить нас с тятей?

– Быть ребе – тяжкое бремя, Либа. Никто не сравнится с твоим тятей. Я плохо его помню, был ещё сопливым мальчишкой, когда он угодил в медвежью яму. Потом Берман вернулся с твоей матерью и был изгнан. Однако я помню много историй… Познакомиться с тобой для меня большая честь, дочь ребе Бермана. Уверен, ты необыкновенная девушка.

Грустно качаю головой.

– Либа, меня сильно огорчает то, как мы вынуждены были поступить, чтобы заставить тебя обратиться. Обычно всё происходит иначе. Ты меня простишь?

– Никогда! – огрызаюсь я и отпиваю ещё глоток. – А как это происходит обычно?

– Когда как… – Уши Рувима делаются пунцовыми. – Иногда – с первым поцелуем. Или когда ты в первый раз… э-э… ну, штуп[64].

Я холодею. Так вот чем рисковал Довид, когда я его поцеловала… Но я же не знала… Откуда? Почему матушка мне не объяснила?

– Хочешь сказать, ты выбирал между поцелуями и угрозами? Поздравляю, ты сделал отличный выбор. – Приподнимаю бровь. – Нет, я всегда знала, что не такая красавица, как Лайя, но чтобы до такой степени…

– Либа, прошу тебя, не надо! Если бы мы застали твоего отца и заранее знали о тебе, всё сложилось бы иначе. Но времена сейчас опасные, над головами бессарабских евреев занесён меч. Гоблины не единственные, кто распространяет грязные слухи. Порой искрой может стать базарная свара из-за бочонка селёдки. Увидев, что Берман ушёл, мы решили убедиться, его ли ты дочь и можешь ли оборачиваться. Это очень важно. Ты отдала сердце другому? Мы заметили…

– Вы за мной подсматривали? Я догадывалась, хотя полной уверенности не было. С какой стати мне иметь с вами дело, если вы так относитесь к людям? Дубоссарцы не хасиды, зато им не откажешь в участливости. Чего нельзя сказать о вас.

– Упрёк справедливый. Ты себе как знаешь, а вот я давным-давно вижу сны о черноволосой девушке. Оказывается, мне снилась ты.

Встаю и отхожу подальше. Терпеть не могу дерзости и самоуверенности. Нет у нас с этим Рувимом ничего общего и быть не может, будь я хоть сто раз медведицей.

На поляну, прихрамывая, выходит Альтер и рычит. Рувим кидает ему мешок. Медведь скрывается за деревьями и появляется уже в человеческом обличьи.

– Вы ранены? – спрашиваю.

С одной стороны – какая мне разница, а с другой – он бросился под пули, защищая меня. Это что-то да значит. Точнее – очень многое.

– Нет. – Альтер достаёт из мешка мясо и фляжку. – Разбередил быстрым бегом старую рану. А вы двое чем занимались? – интересуется он, переводя взгляд с меня на Рувима.

– Ничем, – пожимает тот плечами, – просто разговаривали. Охотники ушли?

– Я сбил их со следа. Увёл подальше отсюда. Надумают вернуться – не найдут ничего предосудительного. Двое мужчин перекусывают в компании обворожительной мейделе, верно? – Он салютует мне фляжкой, наполненной, судя по запаху, отнюдь не речной водой.

Отворачиваюсь.

– Ладно, хватит ходить вокруг да около. Рувим, что ты уже ей рассказал?

– Почти ничего. Ждал, вернётесь вы или нет.

– Ох, насмешил! Чтобы уложить такого альтер какер[65], потребуется втрое больше охотников. – Он довольно скалится и отхлёбывает из фляжки. – Ну, чего ждём? Очередных звероловов?

Рувим упрямо смотрит в сторону.

– Хорошо, тогда я сам. Значит, так, Либа. Этот вот молодой человек, – он похлопывает Рувима по плечу, – твой дальний родственник. Я привёл его с собой, намереваясь отыскать вас с отцом. Настало время возвращаться в стаю, Либа. Если твой отец пропадёт без вести, нам потребуется новый ребе. Вы с Рувимом поженитесь, и он станет законным наследником.

– Чего-чего?! – От изумления у меня даже рот раскрывается. – Да с какого это перепугу? У тяти брат есть, как его… Янкель!

– Он не оборотень, – отвечает Рувим. – Не передалось.

– Как вам в голову это взбрело? – рычу на Альтера. – Я вам что? Кукла бессловесная? С чего вы вообразили, будто я пойду замуж за Рувима? И вообще за кого бы то ни было, если уж на то?

– Ну, Рувим? Что я тебе говорил? – улыбка сползает с лица Альтера.