— Ладно… Мы идем в Фьельбаку. Ты ел что-нибудь?

Ханс покачал головой и проглотил слюну.

— Позавчера… Дорога из Осло была… нелегкой. Пришлось петлять два дня. — Он опустил глаза.

— Калле, дай парню что-нибудь пожрать. Я пошел. Тут нужен глаз да глаз, если мы хотим вернуться целыми и невредимыми. Немцы удобрили фарватер минами под завязку… и продолжают, сволочи.

Он покачал головой и двинулся на мостик. Оглянулся напоследок, встретился с пареньком глазами — и сам удивился, какая мощная волна сострадания прокатилась в душе. Сколько же лет этому птенцу? Восемнадцать, не больше. А то и меньше. А глаза как у старика… Потерянная юность, потерянная невинность… чем им только не приходится заниматься, этим ребятам… Жертвы войны — не только погибшие. Может быть их, этих жертв, еще больше среди живых.

Йоста чувствовал себя немного виноватым. Если бы он добросовестно отнесся к поручению, Маттиас не лежал бы сейчас в больнице. Хотя… кто его знает. Может, и лежал бы. Но… а если бы он выудил у Маттиаса, что Пер уже побывал в доме Франкеля? Тогда наверняка дело бы приняло иной оборот. Ведь когда он был у Адама и брал отпечатки пальцев, тот что-то такое упоминал: в школе, мол, говорили, что у Эрика Франкеля дома коллекция всяких крутых цацек. И это не давало Йосте покоя. Если бы он был чуть-чуть повнимательней, чуть-чуть пособранней, если бы вообще отнесся к делу посерьезнее… Он издал один из своих фирменных вздохов. Было ясно, что ему следует сделать, чтобы как-то исправить свой промах.

Йоста пошел в гараж. Мартин и Паула уехали в Уддеваллу, но вторая машина была в его распоряжении. Через сорок минут он заехал на парковку в стрёмстадской больнице. Дежурная в приемном покое сообщила, что состояние Маттиаса, как она выразилась, стабилизировалось, и рассказала, как найти палату.

Он задержался, набрал в грудь воздуха и толкнул дверь. Наверняка у паренька сидит кто-то из родных. Йоста терпеть не мог встречаться с родственниками в подобных ситуациях — слишком уж он принимал все близко к сердцу. Но тем не менее, а может быть, именно поэтому Йоста нередко удивлял коллег интуитивным умением разговаривать с людьми в трудных ситуациях. Было бы только желание… а главное, хватало бы душевных сил, он мог бы применить свой талант для работы. Но Йоста терпеть не мог пользоваться этим умением — слишком дорого это ему обходилось.

— Вы его взяли?

Навстречу ему поднялся крупный мужчина в костюме. Галстук съехал набок, он держал руку на плече плачущей женщины — судя по сходству, матери Маттиаса. Йоста запомнил внешность мальчика, когда они приехали по вызову в дом Франкеля. Если бы Йоста сейчас увидел Маттиаса впервые, он бы этого сходства не обнаружил — лицо мальчика распухло до неузнаваемости, было покрыто ссадинами, глаза утонули в сине-красном отеке. Он мог приоткрыть только левый глаз, и то чуть-чуть.

— Дайте мне только добраться до этого бандюги! — Отец Маттиаса сжал кулаки.

На глазах у него были слезы, и Йоста опять подумал, что охотнее всего избежал бы этой душещипательной сцены. Но он уже вошел в палату, так что деться было некуда. Тем более что каждый раз, когда он смотрел на изуродованное лицо мальчика, его начинали мучить угрызения совести.

— Оставьте это полиции, — сказал он, присел на стул, представился и посмотрел в глаза сначала матери, потом отцу. — Мы допросили Пера Рингхольма. Он признался, что избил Маттиаса, и это не останется без последствий. Каких именно — будет решать прокурор.

— Но его посадили? — Губы матери заметно дрожали.

— Пока нет. Прокуроры очень редко прибегают к этой мере по отношению к малолетним преступникам. Его забрала мать, но следствие продолжается. Мы уже подключили социальные службы…

— То есть он поехал к своей матери, а мой сын лежит здесь? — Отец посмотрел на Маттиаса, потом на Йосту. — Я этого не понимаю…

— В настоящий момент да. Но я еще раз говорю — его преступление без последствий не останется. Это я вам гарантирую. Но… хотелось бы, если возможно, задать несколько вопросов Маттиасу. Мы должны убедиться, что ничего не упустили.

Родители посмотрели друг на друга.

— Если он в состоянии… он все время спит. Ему постоянно дают обезболивающие.

— Не волнуйтесь, я буду очень осторожен, — успокаивающе сказал Йоста и подвинул стул к койке.

Маттиасу мешали говорить распухшие губы, бормотание его было не так легко понять, но в конце концов Йоста убедился, что Пер не врал. Все так и было.

Он повернулся к родителям.

— Я должен взять отпечатки пальцев у Маттиаса. Вы не против?

Они еще раз переглянулись.

— Если нужно для дела. — Отец пожал плечами. — Если вам это…

Он не закончил фразу. Перевел взгляд на сына, и глаза его опять наполнились слезами.

— Минута, не больше. — Йоста вынул из кармана необходимые принадлежности.

Через пять минут он сидел в машине, глядя на ящичек с отпечатками пальцев Маттиаса. Вряд ли они так уж важны для следствия… но свою работу он сделал.

Слабое утешение.

— Ну что, последняя станция на сегодня, или как? — Мартин остановил машину у редакции «Бухусленца».

— А потом сразу домой. — Паула посмотрела на часы.

Это были ее первые слова с тех пор, как они покинули контору «Друзей Швеции». Она сидела и о чем-то думала, и Мартин решил ей не мешать. Он прекрасно понимал, какую бурю чувств может вызвать в ее душе встреча с такими людьми, как Петер Линдгрен. С людьми, кто заранее убежден в ее неполноценности и вредоносности, — они смотрят на цвет кожи. Мартину-то с его ярко-рыжими волосами и белой веснушчатой физиономией никогда не пришлось испытать на себе такой взгляд. Вообще говоря, в школе его дразнили «рыжий, рыжий, конопатый», но это, во-первых, было давно, а во-вторых, далеко не то же самое.

— Мы ищем Челля Рингхольма, — сказала Паула, наклонившись к окошку дежурной.

— Секунду, я ему передам. — Дежурная набрала номер. — Посидите, пожалуйста, сейчас он спустится.

— Спасибо. — Они уселись в удобные кресла у низкого столика, на котором лежали свежие номера «Бухусленца».

Через несколько минут в приемной появился полноватый темноволосый мужчина с большой бородой. Его могли бы звать Бьёрн, подумала Паула. Или Бенни.[13]

— Челль Рингхольм. — Бородач пожал им руки.

Рукопожатие было настолько энергичным, что Мартин поморщился.

Челль провел их в свой кабинет.

— Садитесь. Я-то думал, что знаком со всеми полицейскими в Уддевалле, а оказывается, нет — новые лица. — Стол его был завален бумагами так, что было совершенно непонятно, как ему удается найти нужную.