Ханна ударила по тормозам так, что в колене что-то хрустнуло. «Поло» присел на передние колеса, оставляя на бетоне черный след, зад приподнялся над землей и завилял из стороны в сторону, как хвост восторженного щенка. Неумолимая сила инерции тащила малолитражку к катастрофе, а свернуть было не как и некуда.

Мотоциклист увидел препятствие несколько позже, и скорость его в этот момент была выше, чем у «Поло», и в правой полосе, где он шел, обломки лежали чуть ближе. От торможения мотоцикл встал на переднее колесо, и чтобы не полететь кубарем, наездник сбросил газ. Заднее колесо коснулось бетона, водитель попытался поставить мото поперек, но ему не хватило буквально метра.

Он ударился грудью о часть хвостового оперения, мотоцикл проскочил под препятствием, а его отбросило назад сильнейшим ударом.

Ханна поняла, что «Поло» врежется в груду обломков через доли секунды, увидела серую трубу, направленную точно ей в голову и нырнула вниз, в подрулевое пространство.

Удар. Хруст. Звон стекла – осколки обдали Ханну потоком, она едва успела прикрыть глаза. Сработали подушки, защищавшие колени водителя, выстрелил мешок в рулевом колесе.

Ханна плыла в сером пыльном тумане, заполнившем салон смертельно искалеченной машинки, ушибленная, испуганная, но живая.

Часть стойки шасси – длинная труба с торчащими из нее обрывками проводов прошила «Поло» фактически насквозь, едва не пронзив навылет и Ханну. Шипел тосол в пробитом радиаторе, что-то странно скрежетало под капотом, словно какой-то зверь, сидящий за тонким листом согнутого металла стонал, пыхтел и грыз мотор.

С трудом открыв погнутую дверцу, Ханна выбралась наружу. Болело бедро, кровь шла из разбитого носа, хотя она не помнила удара в лицо; от серой, пахнущей резиной пыли резало в глазах.

Ее преследователь, тот, что в шлеме, лежал совсем рядом с «Поло» в странной позе – голова прижата к коленям, похожий на сломанную канцелярскую скрепку. Его мотоцикл истекал бензином и маслом в десятке шагов от хозяина. Колесо все еще крутилось и жужжало, жужжало, жужжало…

Этим жужжанием было наполнено все вокруг.

Ханна оглянулась, отмахиваясь…

Мухи. Мухи, пчелы, осы, мошка…

Мириады. Жужжали басовито, тонко, непрерывно, пискляво. Воздух дрожал, он был переполнен насекомыми. И вонь… Пахнуло гарью, химией, горячей смолой и смертью. Этот запах был таким насыщенным, что его можно было потрогать руками или нарезать ломтями, возникни такая необходимость.

За эти несколько дней эмоции Ханны притупились. Когда шок накладывается на шок, а потом случается следующее событие, после которого пугавшее тебя вчера кажется милой детской игрой, наступает эмоциональная анестезия. Внутри что-то умирает на время или замораживается – тут у кого как. Жизнь преподает урок – всегда существует что-то страшнее того, что уже произошло.

Ханна стояла среди обломков авиакатастрофы.

Куски корпуса, сиденья, багаж и то, что недавно было людьми, было разбросано на милю вокруг нее.

Не высохшие мумии, убитые неизвестной болезнью, к которым Ханна почти привыкла, а трупы людей, упавших с небес на землю.

Куски людей.

Обгорелые и не обгорелые, целые и разорванные на части. Смешанные с металлом и пластмассой и полностью сохранившие человеческий облик.

Прямо перед Ханной в креслах сидела, взявшись за руки, пожилая пара. Жара уже сделала свое дело – тела разлагались, вокруг мужчины и женщины вились насекомые, изрядно объевшие мертвецов. Под кожей и в ранах копошились личинки, от этого казалось, что мертвые все еще шевелятся.

Рот Ханны наполнился желчью и ее вырвало остатками того, что было в желудке. Она упала на колени и закрыла глаза руками – не смотреть! Не смотреть, не думать об этом… Пройти проклятое место, найти машину и добраться домой! Там Грегори, там Сэм и Мириам, в конце концов. Там Энтони, Клайв и Питер, Васко, Хелена и Дана. Там ее друзья! Они не стали такими, как этот в шлеме и блондин. Они все умные – самые умные ребята в Вайсвилле! И Грег защитит ее… И ей не нужно будет прятаться и стрелять в людей из пистолета!

И тут Ханна вспомнила, что пистолет остался в машине, а она сидит тут совершенно беззащитная, зареванная и облеванная, и ей стало страшно, что в ту же секунду из дрожащего над хайвэем марева появятся те, кто гнался за ней с ружьем и битами, а она…

Страх не только лишает разума, но иногда и спасает людей, заставляя их действовать там, где инстинкт приказывает сидеть и не отсвечивать. Адреналин потоком хлынул в кровь, Ханна заставила себя встать, и поковыляла к правой приоткрытой дверце «Поло».

Оружие! Ей нужно оружие!

Пистолета на месте не было, его не было в машине вообще.

Ханна обшарила заднее сиденье, полезла под передние, пачкая кровью из носа серую ткань салона, заглянула в багажник, а потом села рядом с машиной и заплакала. Она была одна, за много миль от цели, без машины и без оружия.

Ханна хлюпнула носом и вытерла кровь и слезы одним движением руки.

И тут она увидела пистолет. От удара он вылетел из салона автомобиля и лежал на бетоне, рядом с черным зашнурованным ботинком, из которого торчали какие-то непонятные ошметки. Ханне было плевать на содержимое ботинка, она словно кошка, двумя прыжками, не вставая на ноги, преодолела расстояние до оружия и вцепилась в рукоять потной ладошкой.

Слезы высохли. Сердце мощно колотило в ребра изнутри, дыхание было горячим, а извергнутая желчь пекла рот, как жидкий огонь. Она боялась живых больше, чем мертвых. Мертвые безобидны. Она уже видела на что способны живые.

Прихрамывая, Ханна вернулась к машине, достала из багажника бутылку воды и осушила ее в несколько глотков.

Мухи, вонь, мертвые и живые в мертвом мире. В мире, который раньше мог быть только на экране и с рейтингом «18+».

Этого не может быть, но это есть.

Во рту снова стало сухо и шершавый язык царапал десны. Ханна выпила еще бутылку воды из своих запасов и, переведя дух, села в тени автомобиля.

Она была жива – это главное. Она все еще была жива.

Выезжая из Парка, Ханна не думала, что на свете может быть что-нибудь страшнее пережитого ею за последние несколько дней, но она ошибалась. Всегда может случиться что-то хуже того, что было.

Эти двести миль, которые надо было преодолеть…

Три с половиной часа по Интерстейт, если не спешить – и это всего неделю назад. Ерунда, не о чем говорить! Эти двести миль стали самым длинным путешествием в ее жизни. Самым длинным и самым жутким.

Двинулась ли она в путь, если б знала, что предстоит увидеть и что надо будет делать, чтобы дойти? Ответа на этот вопрос у нее не было. Ханна не понимала, откуда берутся силы сохранять рассудок и продолжать движение к цели, потому, что сойти с ума было самым простым решением проблем. Просто выключиться. Выйти из гонки.