Я не знаю, где Вы собираетесь отыскать деньги на содержание ОРТ – быть может, из тайной статьи нового бюджета, а может быть, из того же секретного фонда ФСБ, из которого выплачивается помощь семьям экипажа подводной лодки «Курск». Страшно, когда в вопросах общественной значимости – будь то забота о сиротах или содержание средств массовой информации – власти не на кого опереться, кроме спецслужб.

Предъявив мне ультиматум, Вы, по существу, поставили перед обществом важный вопрос: имеют ли право на жизнь в России негосударственные СМИ? Очевидно, что для себя Вы на этот вопрос ответили, разъяснив родственникам моряков погибшей подводной лодки: «Телевидение? Значит, врет… Там есть на телевидении люди, которые сегодня орут больше всех и которые в течение десяти лет разрушали ту самую армию и флот… Вот сегодня они в первых рядах защитников… Тоже с целью дискредитации и окончательного развала армии и флота! За несколько лет они денег наворовали и теперь покупают всех и вся! Законы такие сделали!»

Мой ответ Вам – частный капитал пусть он корыстен и своенравен, но не начинает войн и не скрывает потери; не он замалчивал Чернобыль и трагедию другой подводной лодки – «Комсомолец». Частный капитал не занимается выселением народов и не ликвидирует классовых врагов. У власти есть много способов поставить частный капитал под контроль. У российского общества остается сегодня только один способ ограничить власть – независимые СМИ.

Прошу Вас, господин Президент, остановиться, пока не поздно! Не выпускайте из бутылки джинна беспредельной власти, который опустошал нашу страну семьдесят с лишним лет. Вы с ним не справитесь. Он погубит и страну, и Вас.

Владимир Владимирович, я начал это письмо с упоминания о том, что чиновник Вашей администрации предъявил мне ультиматум. Известный американский публицист Генри Менкен сказал: «У всякой проблемы всегда есть решение – простое, удобное и, конечно, ошибочное». По-русски говоря: «Есть человек – есть проблемы, нет человека – нет проблем». Угрозы и шантаж – недопустимые аргументы власти в разрешении споров со своими гражданами. Они – свидетельство ее слабости, несостоятельности и потому опасности для всего общества. Вы неплохо меня знаете и поэтому, в отличие от Ваших советников, не сильно удивитесь, узнав, что я не подчинюсь диктату.

Если рассуждать в стиле Вашей администрации, то в этом месте мне следовало бы завершить письмо. Но я искал и нашел конструктивный подход к проблеме повышения эффективности управления ОРТ.

Развивая идею строительства гражданского общества, я решил передать контролируемый мной пакет акций ОРТ в управление журналистам и другим представителям творческой интеллигенции.

Уверен, что аналогичный шаг со стороны государства, инициатива которого могла бы принадлежать Вам, позволит первому телевизионному каналу страны полностью соответствовать своему названию – «Общественное российское телевидение».

С уважением,

Б. Березовский

4 сентября 2000 г.

10 июня 2001 г. «Известия», Москва

Институты гражданского общества могут появляться в обществе, в котором власть обеспечила условия для самоорганизации. Считаю, что любые усилия в направлении их создания полезны, откуда бы они ни исходили – из России или из-за рубежа. Но эти институты не могут являться инициативой власти. Единственная ее задача – не мешать. Эти институты возникают как инициатива снизу, а не сверху и только в либеральной по своей сути стране, где есть приоритет личности над государством. В автократическом государстве институты гражданского общества развиваться не могут. При советской власти они существовали в самом зачаточном состоянии, и власть с ними боролась: самый яркий пример – различные «диссидентские» организации, которые формировались вопреки воле государства. А когда их накапливается некоторая критическая масса – можно говорить о возникновении собственно гражданского общества.

В России этого еще не произошло. Мы находимся лишь в самом начале пути. Но важно не это, а то, что это уже не инерционное состояние покоя, а движение. Самое главное, что хотя его можно притормозить, препятствовать его развитию, но сам вектор необратим. Сегодня у власти, даже наметившей для себя авторитарный курс, гораздо меньше возможностей такие инициативы подавлять, хотя власть и пытается.

Гражданское общество – это общество свободных людей, которые берут на себя ответственность за себя и за свои семьи. Возможно, они нуждаются в подсказках, но не приемлют давления. Власть может подсказывать, потому что она видит то, что не видит ни одна общественная организация, но она не имеет права приказывать.

Пример – Путин собирает бизнесменов и говорит: заплатите 100 миллионов. В принципе дело благородное, и участие предпринимателей в нем – правильная идея. Но это должно быть не указание сверху, а создание условий. Если здесь и есть роль власти, то она заключается в тонком намеке, а не в давлении. Власть не может выступать в роли «крестного отца». Иначе это унизительно и для бизнеса, который не осознал свою политическую ответственность, и для власти, которая насильно подталкивает бизнес к этому решению. Бизнес сделает это, но через силу и в следующий раз с таким почином не выступит: это сковывает инициативу, а не раскрепощает. Мне не понравилось именно то, что разговор шел не в форме пожелания, а – «мы сделали им предложение, от которого они не смогли отказаться».

Борис Березовский

22 сентября 2000 г. New York Times, Нью-Йорк

Если бы меня попросили описать себя, я бы, естественно, назвал себя бизнесменом, политиком, предпринимателем, руководителем СМИ. Однако и в России, и на Западе меня называют олигархом, который приобрел большое влияние в годы правления Ельцина и который не верит в демократию. Это несправедливо, но до недавнего времени я не чувствовал большой потребности опровергать подобные утверждения.

Нынешняя ситуация в России вынуждает меня поведать миру об опасениях, которые я испытываю относительно будущего российской демократии. Шаги, предпринятые против меня и моего главного соперника в медиабизнесе Владимира Гусинского, – лишь наиболее очевидные проявления авторитаризма.

Я надеялся, что Путин сохранит главное достижение ельцинской эпохи – приверженность России демократии, – одновременно исправив некоторые допущенные в то время ошибки. Однако сделанное им за год пребывания у власти – Путин был избран президентом в марте этого года, но реально правит страной с августа 1999 года, когда Борис Ельцин назначил его своим преемником, – вызывает разочарование и уныние. Путин не только не приступил к решению этих насущных проблем, но и начал уничтожать некоторые революционные достижения эры Ельцина.

Он формально (лишь пока формально) разрушил основу демократической федерации, заменив избранных представителей в верхней палате российского парламента назначенцами. Более того, он предоставил себе право отстранять от должности избранных народом губернаторов. Сделав этот шаг, новый президент сосредоточил в своих руках всю политическую власть.