Они прилетели по личному заданию генерала Толубеева, который вызвал их накануне к себе, усадил напротив, что указывало на его особую милость к нижним чинам — обычно стояли в кабинете навытяжку! — и заявил, что им поручено провести операцию особой важности. И, разумеется, повышенной секретности. Предисловие в дальнейшем уже никаких объяснений не требовало.

Капитаны маленько скисли, потому что знали: Толубеев простых заданий не дает, несправившихся в упор не видит и, как правило, быстро от них избавляется, а тех, кому задание выполнить удается, одаривает своими милостями, не слишком, правда, богатыми. Хуже другое — сами задания чаще всего бывают неприятные, с душком и опасностью влипнуть за явные нарушения законности. Но пока чаша сия миновала капитанов, и они вот уже продолжительное время ходили в любимчиках у Ваньки-Каина. Все, конечно, относительно, тем более любимчики. Ну, во-первых, все-таки они профи, во-вторых, что немаловажно, им везло, — значит, не спугнули еще своей удачи. А в-третьих, не докучали начальству просьбами, полагая, что оно само знает, когда и кого следует отличить особо.

Кажется, на сей раз им улыбнулась настоящая удача. Сам жадный до омерзения, Ванька-Каин сообщил, что у них появилась возможность не только сделать нужное дело, но и вполне прилично поправить, если в том имеется необходимость, свои личные финансовые проблемы.

Есть ли необходимость! Да куда ж от нее деваться-то, от этой вечной необходимости? Чай, не в ГИБДД работают, где, что называется, сам Бог велел обувать лохов. В оперативной же работе, еще и в условиях соблюдения особой тайны, сильно карман не набьешь. Да ведь и не в одиночку чаще всего приходится действовать, а в бригаде, где за тобой глаз да глаз.

И вот прилетели они в Белоярск. Указание было такое: прилететь, поселиться в гостинице, которую местные называют своим «Хилтоном», а на самом деле это обыкновенный бывший «Интурист», номер уже заказан; походить по городу, маленько освоиться и ждать, когда позвонят и пригласят для беседы. Когда — будет зависеть от местных условий. Может, день пройдет, а может, и неделя. Им скажут. Деньги для проживания получат в конверте от администратора гостиницы при оформлении въезда. Условия контракта уже в принципе обговорены с местным руководством. Каждый за проделанную работу получит по десять тысяч баксов. На беседе они узнают, с кем можно контачить, а с кем категорически нет. Ну а суть задания сложности не представляет — обычная и привычная им работа. Повышенный же гонорар определяется исключительно самой секретностью задания. Все.

Немного, в сущности, но не так уж и мало, чтобы не понять, что задание, мягко выражаясь, щепетильное. Наверняка что-нибудь из кого-нибудь выбить. И при этом в методах дознания и, соответственно, внушения, не стесняться. Все это будет потом списано, как обычно это делается, за ненадобностью исходного материала. Вот так примитивно иной раз решаются чьи-то судьбы. Ну, раз надо, значит, будет выполнено.

А пока оперативники отыскали автобус, идущий в город, выяснили, как потом добраться до центра, до главной гостиницы. Им посоветовали сесть в авто-лайн — немного дороже, зато прямо до места. И вскоре они стояли перед высоким зданием, не представлявшим, с их точки зрения, ни малейшей исторической ценности. Разве что внутри?

А вот внутри — да! Впечатляло. А еще больше впечатлили их выданные администраторшей — приятной во всех отношениях дамой средних лет — конверты, на которых были отпечатаны их фамилии. Получив ключи от номера, отправились к себе, не забыв окинуть ищущими глазами просторный холл, и остались весьма довольны даже мимолетным осмотром: кадры имелись, и очень даже неплохие — по провинциальным, естественно, понятиям. А по московским — так обычные шлюхи для разового употребления. Кстати, уже сегодня можно было бы пригласить парочку — для общего знакомства с городской обстановкой. Кому, как не гостиничным бабочкам, и быть-то в курсе всех здешних дел и проблем, включая криминальные?…

В конвертах хрустели зеленые купюры, обменный валютный пункт оперы уже видели внизу, в холле; номер был двухкомнатный со всеми удобствами, значит, никто никому мешать не будет.

Общая работа накладывает свой отпечаток на людей, и оперы были даже чем-то похожи друг на друга, только один, Ветров, был сухощавый, немного выше среднего роста, с худыми, аскетическими щеками и волевым квадратным подбородком, а второй, Кравец, был приземистый, плотный и казался квадратным. А вот лицо у него было пухлое и добродушное. Что, однако, никак не отражалось на качестве его работы, особенно когда надо было быстро и умело добыть из свидетеля, не говоря уже о преступнике, надежные доказательства его «неправоты».

«Девушки», имевшие честь быть приглашенными вечером в номер, чтобы помочь приезжим отпраздновать, так сказать, новоселье, оказались простыми по своим манерам и достаточно сговорчивыми. Последнему поспособствовало то обстоятельство, что в момент знакомства с приезжими в их беседу, на свою беду, вмешался некий субчик крысиного вида и с механически жующей челюстью.

Подрулив поближе к откровенничающим постояльцам и выяснив для себя их потребности, изложенные вслух «его девицам», он довольно бесцеремонно заявил, что вообще-то следовало переговоры вести лично с ним, поскольку…

Последнее он договорить не успел, потому что постояльцы, неожиданно взяв его под белы ручки, почти нежно, но очень настойчиво вывели за двери, затем на широкий пандус, по которому под гостиничный козырек въезжали машины, и там продемонстрировали крысенышу свое о нем мнение. Коротышка неожиданно нанес сутенеру сильнейший удар под дых, который согнул того пополам, едва не заставив подавиться жвачкой, а второй — длинный — дал ему такого пинка под зад, что оказавшийся в одном костюме на пронизывающем холоде молодой человек вмиг забыл о стуже и полетел по пандусу аж до самого бордюра, отделявшего широченный тротуар от бесконечной площади. И там прилег отдохнуть.

Фортуна в лице двоих оперов не позволила сутенеру проститься с жизнью. Его подняли за шиворот, крепко встряхнули и заявили, что в ближайшие две недели его не желают видеть в холле гостиницы. Все понятно?…

Он все понял! Он готов был пасть на колени, но его все еще держали на весу. И когда наконец отпустили, он-таки рухнул в снег, потом сперва на карачках, а дальше в полусогнутом положении кинулся к стоянке, где у него была припаркована потрепанная «мазда» с правым рулем. Что поделаешь, в провинции у сутенеров заработки не сильно велики. Тоже ведь постоянно отстегивать приходится…

Малый подвиг приезжих, совершенный никак не во имя какой-то мифической там справедливости, имел свой неожиданный резонанс. После жалоб пострадавшего сутенера разнеслась молва, что в «Хилтоне» остановились «крутые» из Москвы и к ним надо внимательно присмотреться, прежде чем предпринимать ответные акции.

А напуганные девицы в тот же вечер узнали, что их «работодатель» неожиданно заболел и недели две наверняка будет заниматься исключительно домашней работой. Так что можно не беспокоиться за гонорар, пахать честно и, главное, от души.

Узнав о выходке двоих оперативников, присланных на подмогу белоярским Шерлокам Холмсам, которой они ознаменовали свое прибытие в город и о которой поведала населению гостиничная обслуга — провинция, все у всех на виду, на слуху, а местный телеграф помощнее космической связи! — Гусаковский хохотал от души. Это ж надо! Вышвырнули сутенера, как котенка, даже рожу путем не начистили, всего лишь запретили приближаться к гостинице — и тот послушался! А местные пинкертоны, мать их, уверяют, что с проституцией ничего поделать не могут. Мол, «крыша» там такая, что нечего и думать сломать ее или просто сдвинуть хотя бы в сторону. Нет, разбаловался правоохранительный народ!.. Или сам полностью погряз, что вернее. Потому и вон уж какой день ничего путного доложить не могут: ни кто убил бывшего директора «Сибцветмета», ни за что. Нет следов. А показания случайной свидетельницы — выжившей из ума старухи — ни к делу подшить, ни ниточку нащупать.