Зато плотники! Вот уж кто ни за что не узнал бы Лешку, если б он сам, улучив момент, не признался Прохору.

– Господи! – немедленно закрестился артельщик. – Что ж это ты с собой сделал-то, господине? Обасурманился!

– Ничего, – Алексей рассмеялся. – Какая разница – как там я выгляжу? Главное, чтоб в душе вера прежняя, наша, осталась! Кстати, своим плотникам обо мне говорить не обязательно. А будут спрашивать, скажи – мол, отстал, здесь остался.

– Как скажешь, – пожал плечами Прохор. – Моим-то до тебя нет дела.

– А скажи честно, не сказался б тебе – не узнал бы?

– Не узнал, – согласно кивнул артельщик и, исподлобья взглянув на собеседника, покачал головой. – Однако чудно!

Старший тавуллярий и сам не знал, почему открылся Прохору? Может быть, оттого, что не был еще до конца уверен в действенности своей маскировки, а, скорее всего, потому, что хотелось хоть кому-то верить и, если что, надеяться на помощь, а Прохор производил впечатление человека надежного, тем более – он был русским.

Вместительные плоскодонные барки персидского купца Карваджа были полны всякого рода товара, даже после того, что многое купили в Тане и Азаке. Тюки с тканями, большие кувшины с вином и оливковым маслом, еще какая-то хрень и, конечно, рабы. Не много, но и не мало, быть может, невольников Карвадж рассчитывал прикупить в Сейид-Ахметовой орде.

Барки казались неповоротливыми и грубыми, сработанные, такое впечатление, на пьяную голову. Иногда даже возникали законные опасения – как бы они не развалились где-нибудь на середине реки, настольно ненадежной была постройка, что и понятно – в верховьях Дона сии кораблишки продавались на доски – и стоили они немало.

Затем караванщики добирались до излучины Итиля – Волги (а там всего ничего оставалось идти) – покупали точно такие же барки или нанимали барбксы, на которых спускались вниз по реке до города Хаджи-Тархана, а уж оттуда, по Хвалынскому морю, плыли домой, в Персию. Такой вот был маршрут.

Путешествие проходило спокойно. Частенько дул попутный ветер, и тогда на разлапистых съемных мачтах поднимались серые паруса, а, когда ветра не было, караванщики брались за весла или тянули барки на бечеве, если позволял берег. Так – ни шатко ни валко – проплыли три дня, а на исходе четвертого по правую руку, на берегу, показались шатры и кибитки.

– Сейид-Ахмет! – показав рукой, довольно улыбнулся Карвадж – осанистый пожилой мужчина с длинной, выкрашенной хной, бородой. – Его орда. По старому обычаю, летом не живет в городе – кочует в степи.

Барки взяли ближе к берегу – плоскому и заросшему высокой травою. Там уже показались разъезды – всадники на приземистых коньках, в волчьих малахаях и лисьих шапках, с луками и короткими пиками. Всадники махали руками и что-то кричали – видать, давно знали купца, отвечавшего им вальяжными поклонами.

Жаркое солнце уже клонилось к закату, окрашивая золотом синие воды реки. Сопровождавшие караван всадники вскоре исчезли – потянулся заросший осокой болотистый берег – а затем неожиданно, вдруг возник причал, сложенные из замшелых камней. Всадники уже поджидали там.

Какой-то молодой человек в блестящей кольчуге соскочил с коня и замахал шапкой:

– Рад видеть тебя, почтеннейший Карвадж-ага! Надеюсь, плаванье оказалось удачным?

– Слава Аллаху, Всемогущему и Всемилостивейшему! – пригладив бороду, отозвался купец. – По здорову ли великий хан, да продлит Аллах его годы?

– Великий хан, слава Аллаху, здоров, бодр и весел! – засмеялся юноша. – И желает видеть тебя в своем шатре – хочет услышать новости.

– О, новостей меня в избытке! – внимательно наблюдая, как караванщики шестами подгоняют судно к причалу, Карвадж усмехнулся. – Со мной почтеннейший руми Алексиус Мистри – великий путешественник и ученый. Ему есть, о чем рассказать великому хану!

Услыхав свое имя, старший тавуллярий с достоинством поклонился, приложив руку к сердцу.

Судя по кольчуге и коню – не какому-нибудь там неприхотливому бакеману, а красивому арабскому скакуну – встречающий караван юноша был отнюдь не простым человеком.

– Меня зовут Али, – когда передняя барка, наконец, ткнулась бортом в причал, представился молодой татарин. – Будете разбивать шатры здесь?

– Да, пожалуй, – задумчиво молвил Карвадж. – Я надеюсь купить у вас рабов, голов триста. Найдется столько?

Юноша засмеялся, показывая крепкие зубы:

– Да есть. А не хватит, так сходим в набег, долго ли? Наловим по северным лесам урусутских девок! Впрочем, их и ловить не надо, московитский бек Василий ими и так нас постоянно жалует.

Услыхав такие слова, Лешка скривился – московитский бек! Ну надо же! А в учебниках написано уважительно – «собиратель русских земель, отец Ивана Третьего». Может, потому что учебники московские людишки пишут? Что же они, сами себя поганить будут? А надо бы – Василия-то никто, похоже, не уважает, кроме вот разве что татар, да и те к нему с явной насмешкой относятся. Вон как произнес Али – «бек Василий» – с презрительной такой ухмылкою.

Барки, одна за другой, подтягивались к причалу. Уже сходили на берег люди – караванщики и редкие пассажиры – разбивали шатры, разводили костры из прихваченных с собою кизяка и дров. Некоторые, смеясь, болтали со всадниками – видать, не впервой уже здесь были.

Переговорив о чем-то с Карваджем, молодой Али ускакал, подгоняя коня камчою. Алексей, чуть отойдя от причала, наблюдал, как сходят с кораблей люди. Прохор и его артельщики плыли на предпоследней барке, а вот Креонта старший тавуллярий так до сих пор и не видел. Неужели остался в Тане?

Ан нет! Вот он!

Креонт, в простой, безо всяких украшений, одежке, сошел с последней барки, однако ни к кострам, ни к шатрам не спешил. Остановился, вот как сейчас Алексей, невдалеке от причала. Присматривался.

Интересно, за кого он себя выдает?

Подумав, Лешка быстро зашагал к разгружавшимся баркам. Креонт проводил его безразличным взглядом. Не узнал! Ну еще бы!

– Кто это? – Лешка остановил на причале одного из слуг. – Во-он тот человек, чернявый, с бледным лицом. Очень похож на одного моего знакомого.

– Этот? – опустив тюк, слуга посмотрел на Креонта.

А тот как раз разговаривал… с прискакавшим обратно Али! Ну ничего себе… Интересно, они что, друг друга знают? А если нет, почему тогда Али не зазорно беседовать с каким-то бедняком?

– Это Ас-Самари, из Семиречья.

– Из Семиречья?! – Алексей, конечно, представлял себе, где это – но очень и очень приблизительно.

– Был в плену у франков, бежал, – охотно пояснил слуга. – Теперь вот добирается домой, на родину.

– Хорошее дело! – старший тавуллярий одобрительно кивнул. – Наверное, много рассказывал о франкской земле? Интересно было бы послушать. Жаль, что я не плыл на этой барке.