– Как смогу.

Едва она взялась за ручку кабинета, как позвонил Чумаченко:

– Ну, Полина Дмитриевна, вы, похоже, правы. Только что мне приятель из Москвы прислал копии документов об усыновлении гражданами Нифонтовыми ребенка по фамилии Ноздреватый. Имя они ему сменили, чтобы вообще ничего не напоминало.

– Вы мне можете эти копии переслать и дать координаты вашего друга, чтобы я могла все оформить как положено?

– Да, сейчас.

– Спасибо вам, Алексей Максимович…

– Пока не за что. Не задержали?

– Пока нет. Из гостиницы он уехал, но нигде пока не объявился.

– Ну, будем ждать, – вздохнул Чумаченко.

На созвон с Москвой и оформление всех формальностей у нее ушло больше часа, зато все бумаги были оформлены как положено, и Полина осталась собой довольна. А еще через полчаса ей позвонила Виталина и каким-то напряженным голосом произнесла:

– Ты можешь срочно со мной увидеться?

– Я же на работе, у меня срочное дело, – удивилась Полина. – Что случилось?

– Пожалуйста, приезжай ко мне, я дома.

– Вита, ты не слышала? Я на работе. Это не подождет до вечера?

– Нет, это не подождет до вечера, – вдруг раздался в трубке мужской голос. – Либо вы приедете сюда немедленно, либо вашей сестре будет плохо.

– Послушайте, Борис… я бы вам очень советовала не делать того, что может усугубить ваше положение, – стараясь держать себя в руках, произнесла Полина и в душе обрадовалась, что голос ее не дрожит и в нем не проскакивают истеричные нотки, показывающие, как ей на самом деле страшно. – Разумеется, я сейчас приеду. Пообещайте не совершать глупостей.

– У вас есть пятнадцать минут, чтобы оказаться в квартире вашей сестры, Полина Дмитриевна. И, думаю, не надо предупреждать, что трюки с ОМОНом не пройдут?

– Я приеду одна, – уже засовывая руку в рукав плаща, сказала Полина.

– А я вам не верю. Поэтому мы все время будем на связи, чтобы я слышал, о чем и с кем вы говорите.

– Хорошо, – Полина вернулась к столу, быстро взяла лист бумаги и маркер, написала записку и вышла из кабинета, направляясь к прокурору. – Расскажите мне что-нибудь, Борис, раз уж мы с вами будем разговаривать все это время.

– Что вам рассказать? – рассмеялся он. – Тут рядом ваша сестра, она и так напугана, давайте я не стану пугать ее еще сильнее, хорошо? Так что рассказывать придется вам. Например, как вы меня вычислили?

Полина уже вошла в приемную и только тут сообразила, что прокурор непременно заговорит, а ей это не нужно – чужой голос в трубке насторожит Нифонтова, поэтому она взяла со стола Алисы еще лист и на нем написала: «Не говорите ничего, на проводе Нифонтов. В записке все сказано», открыла дверь, молясь, чтобы та не заскрипела, и с порога показала лист с красным текстом вскинувшему голову прокурору, для убедительности прижав палец к губам.

Валерий Васильевич все понял, на цыпочках подошел и взял оба листа, а Полина громко сказала в трубку:

– Вы совершили ошибку, Борис.

– Какую именно?

– Лариса Митина.

Прокурор что-то быстро писал на листе бумаги, то и дело поглядывая на Полину, потом сунул ей в руки написанное и отошел к сидевшей у окна Алисе, давая той понять, что не нужно издавать звуков.

«Выходи, садись в мою машину и поезжай. Как только выйдешь из кабинета, я отправлю на адрес всех, кого следует. В квартиру не заходи, пока на площадку не поднимется ОМОН».

Полина показала прокурору последнюю фразу и отрицательно покачала головой. Прокурор погрозил ей кулаком, но она повторила жест и пошла из кабинета, но потом вернулась, быстро написала телефон Чумаченко и приписала: «Позвоните ему, он все знает, дайте адрес», и прокурор кивнул согласно.

– Вы меня слышите, Борис? – сказала Полина в трубку, плотно закрыв за собой дверь кабинета и услышав, как прокурор звонит кому-то.

– Да, прекрасно слышу. Вы уже едете?

– Да, я выхожу и сажусь в машину. Мне ведь позволено приехать на служебной? Водитель сразу уедет.

– Пусть высадит вас у шлагбаума, а во двор не въезжает.

– Хорошо.

– Так что там про Митину?

Водитель прокурора уже ждал ее в машине с заведенным двигателем,

Полина прижала к губам палец, призывая молчать, и тот кивнул – адрес он уже знал от шефа.

Машина тронулась, а Полина произнесла в трубку:

– Вы убили ее после того, как была задержана подозреваемая. Она уже несколько дней сидела в камере, когда обнаружили труп Ларисы.

Нифонтов молчал, а Полина вдруг подумала, что он даже не пытался отпираться, не пытался говорить о невиновности – он хотел, чтобы его поймали, иначе не полез бы в квартиру Виталины. Кстати, откуда он вообще о ней узнал?!

– Борис, а откуда вы знаете мою сестру?

– Познакомились случайно, я ее за вас принял, – усмехнулся он. – А сегодня утром на пробежке встретились, кофе попили. Она удивительно на вас похожа, глаза только другие и характер помягче.

– Это правда.

– И на контакт она идет охотнее, чем вы, что совершенно зря. На моем месте мог оказаться маньяк-убийца, – захохотал Нифонтов, и у Полины по спине пробежал холодок ужаса. – Не бойтесь, Виталина, я же пошутил, – сказал он в сторону. – Я всегда держу свое слово, как только приедет ваша сестра, вы сможете уйти из квартиры, я слова не скажу.

– А что же вы хотите от меня, Борис? – спросила Полина, соображая, каков может быть его план.

– Я хочу с вами поговорить.

– Хорошо, мы поговорим. А потом?

– А потом будет видно. Не торопите события, Полина Дмитриевна. Вы еще далеко?

Полина бросила взгляд в окно – до дома сестры оставалось еще два квартала.

– Уже скоро подъеду.

– Смотрите, я ведь надеюсь на вашу порядочность, – со смешком произнес Нифонтов. – Пока никаких лишних людей я не вижу, но если вдруг… мне некогда будет убирать за собой, как я привык, а потому сами представляете, какая картина вас ждет.

– Борис, я ведь вам обещала. Никого не будет.

– Ну, увидим. Дядя Игорь, правда, говорил, что не каждому слову нужно верить, но выбор-то у меня, сами понимаете, не велик.

– Дядя Игорь? Кто это?

– Это бывший прокурор Хмелевска, вы не знали? Я ведь родом из этих мест, как выяснилось.

– Выяснилось? Вы что же, не знали, где родились?

– Представляете, всю жизнь считал себя коренным москвичом в хрен знает каком поколении, – расхохотался Нифонтов в трубку. – А оказался тем самым жалким провинциалом, которых так презирал, вот же превратность судьбы, да?

– Не совсем понимаю…

– Ну, что вы как маленькая? Меня усыновили в семилетнем возрасте, воспитывали как родного сына, а чтобы я стал им в полной мере, возили за границу к специалисту по