возвращалась, Борис видел, что лицо ее испачкано его кровью, что она, кажется, плачет, но сознание уплывало, а сил становилось все меньше. Он закрыл глаза и почувствовал, как ему стало легче.

Следователь

Когда дверь наконец слетела с петель, а в квартиру ворвались омоновцы с автоматами, Полина, вся в крови, бессильно упала на пол рядом с Нифонтовым и зарыдала в голос.

– С вами все в порядке? – один из ворвавшихся присел на корточки и дотронулся до ее плеча.

– Да, я в порядке…

– Но кровь…

– Это не моя… – прорыдала Полина, поднимая окровавленное лицо. – Посмотрите… он… жив?

Второй сотрудник уже осматривал Нифонтова, отрицательно покачал головой:

– Все. Как это он?

– Скальпелем… справа налево сверху вниз… – механическим голосом произнесла Полина и увидела входящего в квартиру Чумаченко, дорогу которому преградил оставшийся у двери омоновец. – Пропустите его! – попросила она, и Чумаченко остановился на пороге кухни:

– Ребятки, вы бы не топтали тут. Идемте, Полина Дмитриевна, там уже опергруппа приехала, пусть работают. А вам бы домой, я отвезу.

– Пусть меня допросят сперва…

– Завтра допросят, из вас сегодня свидетель так себе. Телефон берите, и идем. Это ведь ваш на столе?

– Мой. Но там запись нашего разговора.

– Умно. Признался?

– Он меня для этого и заманил сюда. Это же квартира моей сестры… он с ней случайно познакомился, вот и пригодилось…

На пороге квартиры появился запыхавшийся прокурор, кинул взгляд на Полину и испуганным голосом спросил:

– С тобой все нормально?

– Да… это его кровь.

– Как случилось?

– Он покончил с собой. Перерезал артерию.

Полину вдруг затошнило, и она опрометью кинулась в ванную, где ее основательно вывернуло.

Подняв глаза, она встретилась со своим отражением в зеркале и сначала даже не поняла, что это она – безумное лицо в кровавых брызгах и потеках, всклокоченные волосы, ввалившиеся глаза.

– Господи… – открывая кран, пробормотала Полина и принялась смывать кровь.

– Ты что там возишься? – постучал в дверь прокурор. – Нормально все?

– Да… лицо умою, а то страшно…

– Слушай… может, тебе с психологом переговорить? Хочешь, я позвоню?

– Не надо… можно я просто домой поеду?

– Тебе одной не надо сейчас…

– Там сестра, скоро муж с работы приедет, – Полина вытерла лицо полотенцем и вышла из ванной.

Валерий Васильевич взял ее за руку, развернул к себе и тихо сказал, глядя в глаза:

– Ты молодец. Ты все, что смогла, сделала.

– Ну да – он ведь себя убил, а не меня… – криво усмехнулась Полина, прикусывая нижнюю губу, которая вновь затряслась. – И он оказался прав – я не знаю, как жить, став свидетелем убийства.

– Это было самоубийство, Полина.

– А что это меняет?! Может, это мне поможет забыть, как он себе по шее скальпелем чиркнул?! – у нее снова началась истерика, и прокурор буквально силой выволок Полину на улицу, в оцепленный двор, усадил на лавку и, оглянувшись по сторонам, вдруг крепко врезал ладонью по щеке, тут же прижав голову замолчавшей от неожиданности и резкой боли Полины к форменному кителю:

– Ну-ну, все-все… все уже… все закончилось. Пойдешь в отпуск, отдохнешь, перезагрузишься… вот завтра показания дашь следователю, и все – гуляй, я рапорт подпишу. Лев-то сможет отпуск сейчас взять?

– У Инки каникулы не скоро…

– Ничего, я договорюсь, делов-то – второй класс… ничего, пораньше отпустят, по семейным обстоятельствам. И уезжайте куда-нибудь подальше, чтобы ты и думать обо всем этом забыла. Ну, я Льву сам позвоню. И не обвиняй себя, Полина, ты ничего бы не исправила, раз человек решился. Главное, что все закончилось, пусть и без подсудимого, но дело-то можно закрывать.

– В связи со смертью обвиняемого…

– Да какая разница? Зато Негрич и ее тетке ничего больше не угрожает. Все, Полина, хватит тут рыдать, поезжай домой, вон твой провожатый уже заждался.

Чумаченко курил поодаль, но глаз с Полины не спускал и, когда прокурор выпустил ее из своих объятий, тут же оказался рядом.

– Вы ее проводите? – спросил прокурор, и Чумаченко кивнул:

– Сдам мужу с рук на руки в лучшем виде.

В его машине Полина неожиданно легла на заднее сиденье и уснула, да так, словно сознание потеряла.

Когда открыла глаза, то не сразу поняла, где находится и почему так затекли шея, спина и ноги. На переднем сиденье кто-то курил, но Полина не видела лица – было темно.

– Где… я? – хрипло спросила она и услышала голос мужа:

– Ты спишь в машине Алексея Максимовича, а он у нас дома играет в карты с Инкой и Виткой. Скоро приедет Степа с детьми, они у нас переночуют пару дней, пока там в квартире… ну, ты это лучше меня знаешь.

– А… почему темно?

– Потому что уже половина девятого. Ну, пойдем домой?

– Лёва… я боюсь, – хрипло призналась Полина, перед глазами которой опять встала картина смерти Нифонтова.

– Я с тобой, – просто сказал муж, дотягиваясь до ее сжатых на коленях рук и накрывая их своей ладонью. – Пока ты спала, звонил твой шеф, велел мне увезти тебя из города, даже у Инки в школе договорился, завтра ей выставят все оценки, и можем ехать. Билеты я купил, отель забронировал. Еще не так жарко, как хотелось бы, но в Сочи вполне можно гулять по набережной.

– Почему – в Сочи?

– А почему нет? Там море… я свожу вас в поселок, где был когда-то спортивный лагерь, куда я пацаном с командой ездил. В горы съездим тоже… у нас будет первый полноценный семейный отдых за многие годы.

Она посмотрела на него и заплакала:

– Лёва… я постараюсь что-то изменить, клянусь…

– А я разве сказал, что меня не устраивает что-то? Наоборот, радуюсь – семейный отпуск, проведем время втроем. Все, Поля, пойдем, ты замерзла. Наверное.

– А плед наш тут откуда? – опомнившись, спросила Полина, складывая клетчатый мягкий плед, который когда-то подарили им на свадьбу.

– Так Чумаченко тебя привез, а ты спишь. Он будить не стал, я спустился, укрыл тебя и остался, чтобы ты одна не была.

Так, с пледом в охапке, Полина и появилась на пороге собственной кухни, где к ней сразу кинулась Виталина, обняла и заплакала, но Лев жестко приказал:

– Ну-ка, девки, отставить слезы! Ну, ладно эта портниха ноет, а ты-то… – Повернувшись к жене, он покачал головой: – А еще следователь!

Вскоре приехал зять с племянниками, и в квартире стало по-настоящему многолюдно.

Только к ночи Полина, кое-как разместив сестру с семьей на ночлег и уложив спать взбудораженную новостью о внезапных каникулах дочь, тоже смогла лечь в постель.

Лев закончил убирать со стола и пришел к ней, лег рядом и крепко обнял:

– Может, тебе снотворного принести?