– Скорее уж Годрикову Лощину, – пробормотал я. – Что же тогда получается? Как на карте мог появиться городок, которого там не было? Сюда пробрался шутник, умеющий подделывать документы? Он добавил на карту новый населенный пункт? Подменил карту на другую?

– Подмена исключается, – Холмс извлек из кармана любимую лупу на длинной ручке. – След воска, загнутый угол, ряд потертостей, пометки капитана – нет сомнений, что карта та же. А вот насчет подделанной надписи…

Некоторое время он тщательно изучал карту через лупу. Пару раз ковырнул запятнанный Уилтшир ногтем – и обернулся ко мне:

– Это не подделка. Надпись выполнена типографской краской. Тип шрифта, кегль, межбуквенное расстояние и яркость полностью совпадают с другими обозначениями. А главное: восковое пятно лежит поверх названия городка!

– Но как такое может быть?!

– Может, мой дорогой друг! Эта странность отлично вписывается в ряд других загадок, которые Молдон не устает нам подбрасывать. Повторюсь: это система. Еще один элемент мозаики встал на свое место – весьма существенный элемент. Между прочим, благодаря вам, Ватсон!

– Бросьте, Холмс! Я всего лишь…

Холмс предупреждающе поднял руку, требуя тишины. С улицы слышался многоголосый гомон, над которым, словно пронзительный крик чайки, взлетал голос мистера Сквоттера, хозяина «Синего вепря»:

– А я вам говорю, мистер Холмс очень занят!

– У-у-у-у!

– Я не позволю его беспокоить!

Мы выглянули в окно. Внизу собралось около дюжины молдонцев, многие – с тряпичными свертками, коробками и потертыми футлярами в руках. Похоже, все они желали видеть моего друга. Нас заметил непомерно высокий мужчина; угольно-черный сюртук с длинными фалдами и потертый цилиндр делали его похожим на трубочиста. Он радостно замахал нам рукой. К трубочисту присоединилась толпа, но в общем галдеже мне удалось разобрать лишь призыв:

– Мистер Холмс!

– Придется выйти, – вздохнул Холмс.

– Гип-гип-ура! – взревели добрые молдонцы, едва мы объявились на ступеньках гостиницы. И заговорили, перебивая друг друга:

– Мы тут вам это…

– Том сказал, вы ищете…

– А это правда?..

– …от колдунов спасать приехали? Вы нас?!

– От марсиан!..

– От колдунов!

– Ну, так мы принесли!

– Том сказал, вам надо!..

– Врагов гонять!

– Скрипки у меня нет…

– И у меня…

– Зато!..

– А у меня – вот!..

И горожане, подходя по очереди, начали торжественно выкладывать пред Холмсом музыкальные инструменты! Трубочист развернул узел, и нашим взглядам предстала древняя волынка, на какой играли еще в эпоху войн Алой и Белой Розы. Следом румяная молочница с гордостью раскрыла футляр, где на синем бархате покоилась губная гармошка. Сухонький старичок, в котором я с удивлением опознал ополченца, бравшего нас в плен, аккуратно положил на ступени валторну: помятую, зато начищенную до зеркального блеска. За валторной последовали гобой, видавшая виды гитара, барабан и неизвестный мне струнный инструмент: без грифа, с широкой прямоугольной декой и четырьмя струнами. К нему прилагался грубый смычок.

– Вот, – подытожил смутно знакомый мне толстяк с пышными усами.

– Это вам!

– Пользуйтесь!

К счастью, не все явились к «Синему вепрю» с подарками. Часть народа собралась просто поглазеть. Меня разобрал смех, но Холмс, сохраняя абсолютную серьезность, поклонился собравшимся:

– Благодарю вас, леди и джентльмены. Поверьте, я очень ценю вашу помощь. Прошу вас передать своим знакомым, что этого более чем достаточно. Теперь у меня есть все необходимое. Как только в инструментах отпадет нужда, я верну их вам в целости и сохранности. Еще раз благодарю!

– Пиликайте на здоровье, мистер Холмс!

– Дудите!

– Главное, всыпьте им как следует!

– Отвадьте от Молдона!

– Обещаю сделать все, что в моих силах! – заверил мой друг молдонцев.

Помявшись, те начали расходиться.

– Теперь я обязан восстановить в Молдоне status quo! – обратился ко мне Холмс. Хорошо зная его, я видел, что он по достоинству оценил юмор ситуации. – Столько людей надеется на меня! Могу ли я подвести их?

– Добрый день, джентльмены! – сквозь редеющую толпу к нам энергично пробирался мистер Пфайфер. К счастью, без ужасного «Партагаса» в зубах. – Позвольте вам помочь! Вдвоем вы не унесете весь этот хлам.

Я оглядел разложенную на ступеньках гостиницы коллекцию и понял, что американец прав.

– Будем вам весьма признательны, мистер Пфайфер.

Из записок доктора Ватсона

(продолжение)

– Хватит на небольшой оркестр, – оценил Холмс, когда инструменты были расставлены вдоль стены гостиной.

– А где саксофон? – хохотнул мистер Пфайфер. – Балалайка?!

– Вы разбираетесь в музыке?

Человек, не знакомый с Холмсом, решил бы, что вопрос задан из приличия, для поддержания разговора. Но я сразу уловил интерес в голосе моего друга.

– Как сапожник в акварелях!

– Но вы упомянули балалайку. Это весьма редкий у нас русский инструмент. Большинство людей и название его выговорить не смогут. Если бы я не был однажды в Одессе, я бы и сам…

– Ха! Знали бы вы мою биографию, сэр! Знали бы вы моего отца!

– Не имели чести, – сухо ответил я.

– И зря, доктор! Это ведь не человек, это готовый сюжет для фильма. О, Айзек Пфайфер! До самой смерти он не имел привычки обращаться к врачам. Он ломал подкову голыми руками! Пил горькую неделями! Имел военную пенсию в сорок рублей ассигнациями! А как он бил в барабан! Рубил лозу! Мой отец, джентльмены, был драгуном из кантонистов. Двадцать пять лет в Нижегородском драгунском полку…

– Из кантонистов? – не понял я. – Ваш дед – швейцарец?

Синематографист расхохотался, как сумасшедший:

– О, доктор! Вы знаете толк в шутках! Айзек Пфайфер – швейцарец? Из тех мест, где людей окружают первоклассные озера, гористый воздух и сплошные французы? Надо запомнить, это лучший анекдот в моей жизни. Выйдя в отставку, мой блистательный отец поселился в Харькове. Таким, как он, запрещалось селиться в крупных городах, но для военных из кантонистов делалось исключение. У отца сложилась славная компания – более ста солдат, подобных ему, из них тридцать с семьями…

– Помнится, – заметил Холмс, с трудом удерживаясь от улыбки, – вы что-то говорили про ужасных евреев Рембрандта?