Третья Мессенская война закончилась около 455 г., когда Спарта даровала повстанцам право безопасно покинуть крепости; Афины, извечный соперник Спарты, поселили бывших рабов в городе Навпакт на северном берегу Коринфского залива (этот город являлся, говоря современным языком, стратегической военно-морской базой). В 425 г. Афины построили крепость в Пилосе, на мессенском побережье, и поощряли мессенцев из Навпакта совершать набеги на спартанскую территорию и побуждать к бегству местных илотов. В 424 и 413 гг. афиняне основали и другие базы на спартанской территории, дабы подстрекать илотов к дезертирству. Полную свободу мессенским илотам принесло вторжение на Пелопоннес беотийского войска в 369 г.; беотийцы освободили область от почти 350 лет спартанского владычества и сделали Мессену столицей независимого полиса.

По сравнению с восстаниями общественных сервов восстания личных рабов были редкостью. Сохранившаяся греческая история дает всего три примера подобных восстаний: на острове Хиос, во главе с неким Дримаком, вероятно в III в. до н. э., а также в Афинах, на Делосе и где-то еще в 135–134 гг. до н. э. и снова в Афинах около 104–100 гг. до н. э. Гораздо чаще в греческой истории случалось, что полисы или повстанцы предлагали свободу личным рабам за их поддержку; так, например, поступили Афины, воззвав к спартанским илотам в ходе Пелопоннесской войны. В последние годы Пелопоннесской войны (431–404 гг. до н. э.) более 20 000 афинских рабов бежали в пелопоннесскую крепость Декелея, в холмах на северной границе Афин[343]. Спартанцы, которые построили эту крепость, откровенно мстили афинянам за их помощь восстанию мессенских илотов в Спарте. Кстати, некоторые афинские беглецы, похоже, попали, как говорится, из огня в пламя, поскольку их «задешево скупили» фиванцы, другой конкурент Афин[344].

Что касается иных примеров обещаний повстанцев или полисов освободить рабов, можно вспомнить попытку государственного переворота некоего Сосистрата в Сиракузах в 415–413 гг. до н. э.; предложение свободы рабам в ходе войны против Рима Сиракузами в 214 г., Ахейским союзом в 146 г. и Митридатом VI Евпатором Понтийским в 86 г., а затем и в 65 г. до н. э.; также упомянем националистическое восстание Андриска против Рима в Македонии в 149–148 гг. до н. э., отчасти опиравшееся на рабов, и аналогичное восстание в Анатолии Аристоника Пергамского в 133–129 гг. до н. э.

Римская история документировала восстания личных рабов несколько лучше, хотя все равно сведения остаются весьма скудными. Мы слышим о восстаниях буквально с первых дней существования республики, но первым достоверным отчетом о восстании рабов является документ о мятеже в центральной Италии в 198 г. до н. э. порабощенных военнопленных-карфагенян, захваченных в ходе недавно закончившейся Второй Пунической войны (218–201 гг. до н. э.). Известны еще несколько восстаний рабов в Южной Италии (и в одном случае в центральной Италии) в 180 г. и около 104 г. до н. э. Некоторые из них представляли собой бунты пастухов, возможно даже, вдохновленные экстатическими религиозными ритуалами. В отдельных случаях в восстаниях участвовали тысячи рабов, но настоящие проблемы начались позднее.

Грандиозные восстания рабов, каждое с участием многих десятков тысяч человек, вспыхнули сначала на Сицилии, а затем в Италии между 140 и 70 гг. до н. э… Это так называемые Первая и Вторая Сицилийские войны рабов (соответственно 135–132 и 104–100 гг. до н. э.) и восстание Спартака (73–71 гг. до н. э.). Таковы крупнейшие рабские войны древнего мира; более того, они занимают место среди наиболее значительных восстаний рабов в мировой истории. Они длились по несколько лет на относительно небольшом географическом пространстве – следует учесть, кстати, что Спартак пытался распространить свое восстание из южной Италии на Сицилию. Отделенные друг от друга двадцатью-тридцатью годами, они обеспечили «веселую жизнь» примерно трем поколениям римлян[345].

Получившие чрезмерное значение благодаря марксистской историографии и преуменьшаемые по значимости в большинстве «буржуазных» исследований о событиях времен поздней республики, другие римские рабские войны были по-настоящему важными. Неспособность Рима справиться с первым сицилийским восстанием рабов внесла немалый вклад в ощущение кризиса, который стимулировал реформы Тиберия Гракха, что, в свою очередь, привело к римской революции[346]. А неспособность Рима подавить восстание Спартака содействовала карьере «штабных» полководцев, представлявших наибольшую угрозу республике. Плюс, не позволяя сельской местности успокоиться, восстания рабов усугубили чувство незащищенности, которое в итоге заставило римлян принять переход от республики к империи.

Ни эпоха, ни место великих рабских войн не являются случайными. Между 300 и 100 г. до н. э. в римской Италии и на Сицилии сложилась новая экономика. Вдохновленный своими военными завоеваниями в Средиземноморье, Рим заполонил Италию подневольными рабочими руками. К I в. до н. э. на Апеннинском полуострове насчитывалось 1–1,5 миллиона рабов, это приблизительно около 20 процентов населения Италии. Значительную часть этих рабов составляли прежде свободные люди. Рабов поставляли римские военачальники, местные предприниматели и работорговцы, а также пираты. Последние активно действовали в восточной части Средиземного моря около 100 г. до н. э. и обеспечивали существенную часть «товарооборота» в работорговле. Подобно современным криминальным картелям, переправляющим наркотики через международные границы, пираты переправляли людей – невинных жертв похищений, продаваемых в рабство.

Хотя некоторые из римских рабов подвизались в городах, большинство было занято в сельском хозяйстве, где доминировали крупные предприятия-латифундии. Основными единицами сельскохозяйственного производства были фермы и конезаводы, и везде трудились рабы. Сицилия и Южная Италия, в особенности Кампания, являлись главными центрами рабского сельского хозяйства. Там рабы буквально кишели.

Рим непреднамеренно готовил почву для восстаний, нарушая все правила. Римляне сочетали массовую эксплуатацию с недостаточным вниманием к вопросам безопасности. Хотя древние писатели, от Платона и Аристотеля до Варрона и Колумеллы, предостерегали хозяев от привычки концентрировать в одном месте рабов одной национальности, римляне размещали вместе огромное количество рабов из восточного Средиземноморья. Будучи выходцами из разных земель, большинство этих рабов говорили на одном языке, греческом. Римляне также допускали чрезмерную концентрацию фракийцев и кельтов, например в гладиаторской казарме, где родилось восстание Спартака. Спартак был фракийцем, а два его сподвижника, Крикс и Эномай, – галлами.

По тем же причинам бдили за рабами недостаточно тщательно. Общественная «полиция» была в ту пору примитивной или вообще отсутствовала. Рабы с ферм трудились в оковах и проживали в бараках, где велся довольно строгий надзор, но вот на конезаводах и прочих «ранчо» все обстояло иначе. Пастухи крупного рогатого скота, овец, свиней и коз свободно перемещались вместе со стадами с пастбища на пастбище. Летом они уходили на высокогорье, зимой спускались на равнины. Их знания местности позволяли успешно скрываться от властей. Из-за угрозы со стороны бандитов, медведей и кабанов рабам-пастухам разрешалось носить оружие. Многие рабы умели пользоваться оружием, поскольку их нередко набирали из военнопленных, что прошли в свое время необходимую подготовку. Спартак, например, служил во вспомогательном отряде римской армии (то есть он воевал в составе союзного подразделения, вероятно конного), прежде чем каким-то образом нарушил закон и в итоге превратился в раба. Без сомнения, другие рабы имели опыт ораторов и организаторов, полученный на свободе. Надсмотрщики тоже обладали организаторскими способностями, и некоторые из них присоединялись к восставшим. Например, Афинион, один из вождей второго сицилийского восстания, раньше был надсмотрщиком.