Можно пойти еще дальше и сказать, что описывать римские провинции как территориальные единицы значит все упрощать. Хотя римское право и политика признавали провинцию в качестве административной единицы, под управлением наместника сенаторского ранга, области наподобие Сицилии, Галлии или Иудеи не имели «унифицированных» отношений с Римом. Скорее, каждая из них являлась сетью сообществ и индивидов с уникальным набором связей в римском государстве, в лице сената и императора (или, при республике, «сената и народа Рима»), а также с отдельными римскими аристократами. Это было верно даже там, где Рим управлял провинциями непосредственно; мы постоянно читаем об изумительном разнообразии мелких царьков и местных правителей, союзных Риму и вроде бы предавшихся под руку империи. Этот сложный момент стоит проиллюстрировать двумя примерами.

Авторитеты по римской истории согласятся единодушно, услышав, что в Иудее римляне поддерживали дружественного себе царя Ирода Великого в течение нескольких десятилетий, вплоть до его смерти в 4 г. до н. э. Тем не менее было бы правильнее сказать, что сначала Юлий Цезарь, затем тиран Кассий, затем Марк Антоний и в конце концов император Октавиан поддерживали Ирода и что Ирод в ответ поддерживал каждого из этих людей[327]. В суматохе после убийства Юлия Цезаря в 44 г. до н. э. Ирод, хотя его отец был обязан римским гражданством и троном Цезарю, принял отряд Кассия в обмен на предложение союза. Когда Марк Антоний победил Кассия, Ирод сменил покровителя и предложил свою поддержку Антонию. Когда парфяне вторглись в Сирию и Иудею, свергли первосвященника и поставили собственного жреца, Антоний поддержал усилия Ирода по изгнанию парфян, а сенат официально объявил его царем Иудеи. Ирод и его армия также приняли участие в неудачной кампании Антония против Парфии, приблизительно в те же годы. Наконец, когда Октавиан победил Антония при Акции в 31 г. до н. э., Ирод совершил знаменитое паломничество к Октавиану и еще раз переметнулся к недавнему врагу. Убедив императора, что он будет столь же верным ему, каким был когда-то Антонию, Ирод обзавелся другом-императором. Октавиан передал Ироду несколько городов в Палестине – прежде римляне считали их своими или принадлежащими почившей царице Египта.

Ирод направлял римским друзьям войска, когда его просили об этом, и вообще всячески отстаивал их интересы. В свою очередь, он получал средства, с помощью которых расправлялся с династическими соперниками и расширял царство. Действия Ирода неразрывно увязали еврейскую политику и римскую гражданскую войну с региональной и международной политикой. Именно за счет подобных комплексных отношений Римская империя отражала внешние и внутренние угрозы (в этой системе их нелегко разделить), и система работала лучше при условии, что выгоды получали все заинтересованные стороны.

После смерти Ирода его царство оставалось разделенным между четырьмя выжившими сыновьями до 6 г. н. э.[328] В то время, воспользовавшись гражданскими беспорядками, римляне свергли Архелая и создали префектуру Иудея, включавшую часть царства Ирода вместе с Иерусалимом. Однако сыновья Ирода продолжали управлять остальной территорией царства. В 41 г. император Клавдий вручил внуку Ирода Агриппе I власть над всем царством, некогда принадлежавшим Ироду. Когда Агриппа I умер в 44 г., Клавдий подчинил большую часть этой территории римскому прокуратору ранга всадника, а сын Агриппы I, Агриппа II, продолжал править частью Галилеи. Такова была ситуация в провинции, о которой мы знаем больше всего; насколько ее история сложнее истории прочих, сказать трудно. Но явно, что определение империи как власти, которая в основном опирается на прямой военный или бюрократический контроль, не подходит к данному положению дел. Здесь непременно нужно учитывать динамические отношения между римским государством, отдельными римлянами и местными элитами.

Самым доступным «окном» в провинции, долго пребывавшие под прямым римским управлением – то есть подчиненные римским наместникам, – являются публичные выступления оратора Цицерона на процессе обвинявшегося в коррупции Гая Верреса в 70 г. до н. э. К тому времени Сицилия была частью Римской империи уже почти два столетия. Речи Цицерона «Против Верреса» раскрывают сложность отношений Рима с Сицилией и хитросплетения социальных уз, что связывали римский правящий класс и элиту эллинизированного города.

Большая часть провинции выплачивала одну десятую урожая зерновых в качестве налога. Право собирать налоги на Сицилии было продано местным; это было (или, по крайней мере, воспринималось) «как раньше», при последнем царе Сиракуз Гиероне II, что правил во время двух первых Пунических войн. На протяжении своих долгих речей Цицерон не раз с почтением упоминал «закон Гиерона» как институт, неуважение к которому обернулось дурным правлением. Кроме того, пять городов освободили от пошлины; два расплачивались самостоятельно, без договоров, а соглашения по сбору повинностей с некоторых городов продавались в Риме, на условиях, для них менее выгодных[329]. При этом условия соглашения каждой общины с Римом отражали обстоятельства ее участия в Первой Пунической войне и в последующих конфликтах либо ее отношение с римскими покровителями. Семейство Клавдиев Марцеллов и сам Цицерон считали себя покровителями острова в целом; Цицерон называл сицилийцев «союзниками и друзьями римского народа и своими близкими». Отдельные города, такие как Сегеста, Сиракузы и Мессана, имели тесные отношения с аристократическими семействами[330]. Представители эллинизированной сицилийской элиты также пользовались покровительством римских сенаторов, что стало очевидно в ходе судебного разбирательства; одной из наиболее часто упоминаемых форм покровительства было гостеприимство (hospitium). Особенно показательно, что улики против Верреса были получены при перекрестном допросе его «гостя», Гавия из Мессаны, и что Веррес сам несправедливо осудил другого своего «гостя», Стения из Ферм[331].