Переписка Главной дворцовой канцелярии с Придворной конторой показывает, что к отбору претендентов на службу в «дом её императорского величества» подходили серьёзно, даже если дело касалось просившегося в «кузнечную работу» сына дворцового сторожа Ивана Алексеева или сына сокольничего Григория Муравьёва. Но даже придворная должность не спасала от кары за неблагонадёжность. К примеру, гоф-юнкер Иван Наумов не был у присяги, поскольку отъехал в деревню, а по возвращении в 1733 году не удосужился её принести «по недознанию» — и отправился рядовым солдатом в гиблые прикаспийские провинции.

Придворное окружение новой императрицы — камергеры и камер-юнкеры — было заменено почти полностью, как и служители её личных покоев от камердинеров и камер-юнгфер до портомой. Лично государыню обслуживали камер-фрау и две камер-юнгферы, кабинетный канцелярист, шесть пажей и 13 камер-пажей, три карлицы и четыре «карла»; под ведением трёх гоффурьеров в комнатах сохраняли порядок пять камер-лакеев и 52 лакея (из них трое служили у фрейлин). При государыне состояли три «арапа», 13 гайдуков и четыре скорохода.

В высшем придворном кругу «немцев» было не так много: среди камергеров — барон И.А. Корф (будущий «командир» Академии наук), сын фельдмаршала Миниха, его родственник К.Л. Менгден и ничем не выдающиеся де ла Серра и барон Кетлер; среди камер-юнкеров — шурин Бирона Тротта фон Трейден. Команда пажей была более интернациональной — здесь имелись «Жан француз», «Пётр Петров арап», лифляндцы И. Бенкендорф и И. Будберг, французский выходец из Швеции А. Скалой, В. Бринк; остальные представляли известные русские фамилии.

Жена фельдмаршала-«верховника» М.М. Голицына княгиня Татьяна Борисовна была пожалована в обер-гофмейстерины. Бенигна Бирон стала статс-дамой — после избрания мужа герцогом Курляндии в 1737 году она получила «первенство» перед всеми дамами двора, включая обер-гофмейстерину. Вместе с ней чин статс-дамы носили двоюродная сестра императрицы графиня Е.И. Головкина, Н.Ф. Лопухина, П.Ю. Салтыкова, Е.И. Чернышёва, баронесса М.И. Остерман и княгиня М.Ю. Черкасская. Среди фрейлин были Христина Вилдеман (впоследствии супруга К.Л. Менгдена) и две представительницы фамилии Кейзерлинг. Помимо них, при дворе находились возвращённая из ссылки и выданная за брата Бирона княжна А.А. Меншикова, дочь А.И. Ушакова и две Салтыковы; впоследствии к ним прибавились княжна Одоевская и Татищева.

Очевидно, больше «немцев» и не требовалось. Во-первых, придворная служба была исконным почётным правом русской знати; во-вторых, Бирону не нужны были конкуренты. Он старался отдалить от трона все более или менее яркие фигуры безотносительно национальности — например слишком активного фельдмаршала Б. X. Миниха. После отправки К.Г. Левенвольде полномочным послом сначала в Варшаву, а затем в Вену серьёзных соперников у Бирона не осталось, и он старался заместить руководящие придворные посты своими «креатурами» — не обязательно «немцами»; так, обер-шталмейстером стал преданный ему А.Б. Куракин, а обер-егермейстером — тогда ещё пользовавшийся доверием фаворита А.П. Волынский.

Повышение роли и престижа дворцовой службы отражалось в изменении чиновного статуса придворных. При Петре I камергер был приравнен к полковнику, а камер-юнкер — к капитану. При Анне ранг этих придворных должностей был повышен соответственно до генерал-майора и полковника, а высшие чины двора из IV класса по Табели о рангах перешли во II класс. Эту же тенденцию продолжало сменившее эпоху «немецкого засилья» «национальное» правление Елизаветы: камер-юнкеры были приравнены к бригадирам. Положение придворных определялось и неформальными поощрениями. В декабре 1738 года Анна Иоанновна распорядилась освободить от постоя столичные дома камергеров и камер-юнкеров, а в феврале 1740-го выдала фрейлинам 600 рублей на платье, чтобы было в чём появиться на праздничном маскараде.

В послепетровскую эпоху именно придворный чин становится трамплином для будущей карьеры. Б.Г. Юсупов, М.Г. Головкин, Н.Ю. Трубецкой, М.Н. Волконский, П.С. Салтыков при Петре II и Анне, братья Шуваловы, Н.И. Панин, З.Г. Чернышёв при Елизавете — все они начинали службу в качестве камер-юнкеров и камергеров. Даже не удержавшийся при дворе молодой дворянчик получал солидную фору по сравнению с непридворными молодцами: камер-пажи «выходили» на иную службу поручиками, а пажи — прапорщиками. Даже самые мелкие придворные сошки имели возможность сделать карьеру: простой «арап» Пётр Петров сумел стать камер-пажом, а затем выйти в гоффурьеры.

Камергерами Анны Иоанновны стали представители молодого поколения русской знати — как правило, родственники вельмож, поддержавших восстановление самодержавия в 1730 году: Б.Г. Юсупов, А.Б. Куракин, П.С. Салтыков (сын С.А. Салтыкова), П.М. Голицын (сын фельдмаршала), В.И. Стрешнев (родственник Остермана), Ф.А. Апраксин; к концу её царствования — П.Б. Шереметев, А.Д. Кантемир, И.А. Щербатов (зять Остермана), П.Г. Чернышёв.

В число камер-юнкеров вошли состоявшие при Анне ещё в Курляндии И.О. Брылкин, И.А. Корф, а также П.Г. Чернышёв, А.П. Апраксин, А.М. Пушкин, М.Н. Волконский, П.М. Салтыков. Рядом с ними служили пожалованные до 1730 года отпрыски московской знати: И.В. Одоевский, Н.Ю. Трубецкой, П.И. Стрешнев, Ф.А. и В.А. Лопухины. Не менее знатными были и юные пажи А. Волконский, И. Нарышкин, И. Ляпунов, Н. Лихачёв, П. Кошелев, И. Вяземский, Ф. Вадковский, И. Путятин.

Строптивцы, подобные фельдмаршалу В.В. Долгорукову или генералу А.И. Румянцеву, получали показательный урок со смертным приговором, заменённым на заключение или ссылку. Другие отправлялись в дальние «командировки». Оставались те, кто был готов признать первенство и власть фаворита и соответствовать не слишком взыскательным вкусам императрицы.

Никита Юрьевич Трубецкой (1700–1767), майор гвардии, никогда не служивший в строю, и камергер, сумел проявить редкостную способность угождать любой «сильной персоне» с полной отдачей, включая собственных жён: первая пользовалась расположением обер-камергера Ивана Долгорукова, вторую предпочитал фельдмаршал Миних. Он участвовал во всех «судных» расправах аннинского царствования (над Д.М. Голицыным, Долгоруковыми, Волынским), сумел ускользнуть от отправки на губернаторство в Сибирь, получил в 1740 году должность генерал-прокурора — и остался «непотопляемым» на протяжении семи царствований.

Сын знаменитого петровского дипломата Александр Борисович Куракин (1697–1749) получил блестящее образование за границей, владел немецким, французским и латинским языками. Начав службу при отце, молодой Куракин в 25 лет стал послом России в Париже и представлял её интересы на Суассонском международном конгрессе. За возвращением на родину последовало камергерство с участием в празднествах и забавах и почётным дозволением (единственному из придворных) напиваться до положения риз: «обершталмейстер угождал ему (Бирону. — И.К.) лошадьми, яко умной человек льстил ему словами и яко весёлой веселил иногда и государыню своими шутками, и часто соделанные им в пьянстве продерзости, к чему он склонен был, ему прощались».

Бывший гардемарин Тулонской морской школы во Франции Борис Григорьевич Юсупов (1695–1759) также в высшей степени успешно усвоил дух нового царствования и стал верным клевретом Бирона. Правда, князь Юсупов сумел показать себя не только в придворных развлечениях, но и на губернаторстве и даже, как увидим, иногда имел смелость думать.