— Такому ли я тебя учил? — глядя в пол, глухо спросил Кривошеин.

Первухин дернулся, как будто его ударили и, повернув к нему покрывшееся красными пятнами лицо, заорал:

— А что я могу?! Что?! Когда кругом давят?! За план отвечай, за рабочую силу отвечай, за бронь отвечай, за выявление врагов отвечай, за поставки отвечай… И еще ваши ориентировки, проверяй дела, а если проморгаешь, то что будет со мной?! Что?!

Сергей Иванович брезгливо поморщился и непослушными пальцами начал застегивать шинель.

Хозяин кабинета сник и, почти шепотом, сказал:

— Не держи меня за подлеца, Сергей Иваныч. Если распишешься, что под твою личную ответственность, пусть возвращается на работу.

— Где? — подошел к столу и взял ручку Кривошеин. — Где тебе расписаться?

Первухин шустро открыл сейф, достал тощие корочки дела и ткнул пальцем в листок, подшитый суровыми нитками к коркам:

— Тут.

— Испугался? За свой драгоценный зад испугался? А другие пускай расхлебывают? Ладно, похлебаем, еще и директор есть в генеральском звании, не только ты тут один такой умный сидишь…

Сергей Иванович обмакнул перо в чернильницу и аккуратно расписался, быстро набросав несколько строк.

— Все? — уже от двери спросил он.

— Все, — запирая сейф, ответил довольный Первухин.

По лестнице спускались молча. Так же молча прошли к ожидавшей их машине, сели в нее. Когда выехали за ворота завода, Кривошеин достал очередную папиросу и, прикуривая, бросил:

— Теперь у нас с тобой один только выход — найти вражину как можно скорее. Этот подлец Петя сегодня же рапорт на нас обоих накатает. К вечеру, думаю, его мерзкое творение будет готово.

— Почему к вечеру? — не понял Антон.

— А до этого времени он на тебя данные соберет, — криво усмехнулся Сергей Иванович. — Может, съехать тебе от греха с этой квартиры?

— Ну нет, — насупился Волков. — Мало ли подлецов… Кстати, сегодня приходит московский поезд.

— Встретят, — заверил Кривошеий. — Вот еду и думаю, когда Петька таким стал, а? Ведь из комсомола ко мне пришел, на эту должность я его сам рекомендовал. Выходит, не разобрался до конца в человеке. Или такие, как он, нами с тобой еще командовать сo временем начнут?

Антон не ответил. Он думал о том, что такие, как Первухин, уже давно командуют, только Сергей Иванович этого все еще не замечает или не желает замечать…

* * *

Все было, как всегда — обледенелый, грязный перрон, холод, ветер, люди с поклажей и постоянным голодным блеском в глазах, запах горячего металла, казалось, пропитавший насквозь этот город, сделавшийся неотъемлемой частью его воздуха, розоватое небо над далекими заводами, привычный шум вокзала.

От напарника он избавится на обратном пути в Москву, а потом быстренько уничтожит рацию и оружие. И пусть его на здоровье ищут те и другие, сколько влезет, к черту их всех!

Возбуждение, овладевшее Роминым, подстегивало, требовало действия. Буркнув напарнику, что он идет в город по делу, Ромин выскочил на перрон, торопливо пошел к вокзальному зданию, высматривая среди пассажиров знакомую фигуру в промасленном ватнике и больших серых валенках, с галошами из автомобильных покрышек. Ага, вот он, толчется около дверей туалета, делая вид, что ожидает своей очереди.

Проходя мимо, Ромин сделал ему знак следовать за собой, пробежал рысцой через полупустой зал ожидания и выскочил на площадь. В глаза ударило уже по-весеннему яркое, но еще не жаркое солнце, стало веселее, скачущие мысли немного успокоились, потекли ровнее, и задуманный план показался легко и просто осуществимым — надо только привести жертву к знакомому двору с проходным парадным, выводящим к запутанной системе деревянных помоек и сарайчиков, между которыми протоптаны узкие тропки.

Вроде бы нормально, но Ромин все же волновался — он решил начать сегодня, именно сегодня, не откладывая больше своих проблем на завтра, поэтому руки его слегка подрагивали, когда он прятал на груди пистолет. За пазухой ему казалось удобнее всего — сунуть руку, якобы за какой-то вещью, которую он должен передать связному, и вытащить вместо нее оружие, приставить к его груди и нажать на спусковой крючок. Патрон в стволе, предохранитель он сдвинет в самый последний момент перед выстрелом, должным освободить его хотя бы наполовину, потому что останется еще усатый напарник-скотина, проклятый идиот Скопин.

Весь секрет в том, что забор, огораживающий проходной двор, на первый взгляд целый, но если раздвинуть известные тебе доски и пролезть в отверстие, то попадешь в другой двор, столь же тесно застроенный всякой дребеденью, а оттуда, через заброшенный сарай без дверей, в следующий двор, откуда есть выход на улицу, ведущую к вокзалу.

Этот лабиринт Ромин обнаружил случайно и несколько раз прошел по нему — просто так, на всякий случай, еще не думая, как и зачем он сможет ему пригодиться. А вот и понадобился! Никогда и ничего даром не должно пропадать, умный человек все способен приладить к делу и попытаться извлечь для себя пользу.

Так, где кончать с ватником? Завести его поглубже в лабиринт сараев и помоек или пристрелить прямо в подъезде?

Шагая по улице, Ромин незаметно оглянулся и с удовлетворением отметил, что человек в ватнике идет за ним как привязанный, аккуратно выдерживая достаточное расстояние. Иди-иди, голубчик, если бы знал, что за мысли в голове у того, за кем ты так стремишься, то вряд ли бы так спешил. Но кто может заранее знать свою судьбу?

Возможно, человек в ватнике и испытывал перед сегодняшней встречей неясные тревоги, видел дурные сны, но объяснил их сам себе переутомлением и извечным страхом разоблачения, заставляющим приходить к тебе по ночам мрачные кошмары и потеть в собственной постели, вздрагивая от шума каждой прошедшей под окнами дома машины, от стука в двери, скрипа половиц, боя часов, звона упавшей на пол оброненной женой чайной ложечки.

Интересно, есть у этого, в серых валенках с галошами из автопокрышек, жена и дети? Или живет бобылем, так и не решившись обзавестись семьей? О связном Ромин ничего не знал, кроме его внешности и пароля, да условных знаков, которые следовало подать при прекращении связи или при необходимости внеочередных встреч.

Знакомый подъезд, выводивший во дворы-лабиринты, неумолимо приближался, и Ромин снова начал нервничать, бросая по сторонам быстрые взгляды — тревожно все: прохожие, дребезжащие трамвай, шумная ватага ребятишек, бабки с кошелками, возчики на лошадях, запряженных в ломовые дроги. Появилась нервная зевота, мизинец на правой ноге стало сводить судорогой, а пальцы рук сделались просто ледяными.

«Прекрати, — одернул он себя, прислушиваясь, как неровными толчками бьется сердце. — Все трудности решает только один момент. Выстрел, которого никто не услышит, и ты наполовину свободен».

Надо бы, конечно, вновь заранее пройти по маршруту отступления, но нет такой возможности, и приходится уповать на удачу, которая от него еще ни разу не отворачивалась. Авось и сегодня…