за битвой. Огненный меч пытался разрезать вихрь, а вихрь старался рассеять меч. Когда огненные шары неслись к Вайе, ветер отклонял их.

Потом влажный ветер погасил пылающий меч и огонь горящего человека. И он остался стоять, обнаженный и бледный, такой худой, что вены вздувались синим. И странно знакомый… Изгибы тела, губы, мягкие черты – это был не мужчина.

Я помнил ее в ярком шарфе и грубом шерстяном одеянии. Она дала мне самый вкусный хлеб, который я когда-либо ел, в тронном зале шаха Джаляля двадцать пять лет назад. Без сомнения, то была Великий маг Агнея, выжившая в Лабиринте.

Но прежде чем вихрь успел поглотить ее, в небе появилось пылающее копье и устремилось к земле. Оно разбило вихрь своим уничтожающим светом. Однако вихрь не пропал. Казалось, он рос и кружил все быстрее.

Я стер грязь с лица и похлопал себя по щекам, чтобы сосредоточиться. Поджег запал о горящую траву. Прицелился в голову женщины и выпустил третью пулю.

Пуля обратилась в пепел. Вихрь Вайи стал яростнее и почти поглотил пылающее копье шейхи. Был ли толк от моих уколов? Я потянул барабан, чтобы подготовить четвертый выстрел. Пылающее копье загорелось зеленым, пронзило вихрь. Вайя раскололся пополам, и дождем полилась кровь.

Порыв ветра пронесся сквозь мою руку. Я выстрелил. Из черепа женщины брызнула кровь. Она упала на колени и рухнула на разбитую землю.

16. Михей

В день свадьбы я проснулся еще в темноте, тонкий полумесяц тускло сиял через окно.

Я посмотрел в то место, где накануне ночью появлялась Элли, но там было пусто. Ее запах пропал с моей руки. Я почти потерял надежду на ее появление.

– Папа.

Я повернулся и увидел, что Элли лежит рядом со мной в постели. Ее черные глаза без белков встретились с моими, дыхание пахло лилиями.

– Я так счастлива, папа. Мы снова станем семьей. У меня будут мама и братик.

– Да, Элли, сегодня у тебя появится мать.

А через девять лун родится и брат.

Она хихикнула. Ее смех был слаще сливового повидла.

– Жду не дождусь, когда буду его сестрой.

Я так многому хочу научить своего братика.

Я хотел обнять ее, но боялся спугнуть. Поэтому просто лежал, парализованный желанием коснуться дочери.

А потом она забралась на меня. Поцеловала в щеку и прижалась лицом к моей шее. Она вся пахла лилиями. Даже пот из подмышек и волосы на голове. Нечеловеческий запах, но мне все равно он нравился, потому что исходил от нее.

Я обхватил ее руками и прижал ближе. Я никогда не испытывал ничего приятнее, чем тепло ее тела. Я закрыл глаза и помолился Архангелу, чтобы мы могли оставаться так вечно. Но, когда открыл их, ее уже не было.

До зари я молил о прощении. Но не собирался останавливаться. Какая бы тьма ни вернула мне Элли, я готов был испить ее. Я никогда не чувствовал себя более цельным, чем в ту минуту, когда мы обнимали друг друга. Я был намерен удержать ее, чего бы мне это ни стоило. Я молился о том, чтобы Архангел избавил меня от адского пламени. Никто не идеален, но Архангел всех спасет своим милосердием. Я надеялся, что благие поступки, которые я совершал, уравновесят эту чашу с тьмой.

В день моей свадьбы город наполнился прекрасными голосами, поющими священные гимны. Ни одно сердце, даже самое черствое, не может не растаять от этих звуков. Они отскакивали эхом от стен Небесного дворца. Хор даже прошел по улицам, распевая для простолюдинов.

Зоси принес мне одежду, которую я носил, когда женился на его сестре. Он сохранил одежду, считая честью иметь такого зятя. Сверху я надел пасгардскую тунику с серебряными пуговицами и красной оторочкой. Крошечные кристаллы украшали плотно облегающий шею воротник. Штаны из мягчайшего хлопка обхватывали ноги, словно кожа. Сейчас я стал более мускулистым, чем в тот день, когда женился на его сестре, поэтому мои ляжки бросались в глаза. Наконец, на плечи я накинул голубой плащ, под цвет пасгардского флага.

Пока я одевался, Зоси поддерживал меня. Я едва мог подняться из-за жестокой лихорадки. И чувствовал себя как принцесса, которую обслуживают горничные. Но после, когда наконец выглядел ослепительно, как настоящий пасгардский принц, Зоси спросил:

– Ты окажешь мне честь, позволив проводить тебя до Ангельского холма?

– Думаешь, я настолько слаб и сам не справлюсь?

– Нет… Просто… Почему ты отказался отрезать культю?

Я постучал по носу.

– Разве тебе в Пасгарде не рассказывали о Золотом носе?

Зоси покачал головой.

– Враги отрезали ему нос, чтобы из-за своего уродства он не сумел получить трон. Говорят, он бродил по свету в поисках чуда. Двадцать лет спустя он вернулся в столицу со сверкающим золотым носом на месте дыры. Он изгнал своих врагов и стал императором. С культей я могу хотя бы носить золотую руку, и народ не будет считать меня калекой. Но без локтя…

– Ты не сможешь стать императором, если умрешь! – возмутился Зоси. – Я хочу… Все мы хотим, чтобы ты им стал. Как только тебя коронуют, я привезу сюда, в столицу, сестер. Они перестанут быть заложницами.

Мне не хотелось думать о неприятном в день свадьбы. Я мысленно пропел Ангельскую песнь, чтобы подавить гнев.

– Я не умру. У меня много причин, чтобы жить. Больше, чем ты думаешь.

Он со всей серьезностью окинул меня взглядом, с проблеском надежды в улыбке.

– Спасибо, что оказал честь моей сестре, надев это.

– Алма умерла с большей честью, чем я когда-либо смог бы ей оказать. А теперь ступай.

У подножия лестницы, ведущей к Ангельскому холму, с моего лба начал капать пот, а тело налилось свинцом. Джауз предупредил, что гниль в культе меня ослабит. Я поднялся лишь на две ступени и покачнулся. Беррин подхватил меня за спину, в то время как два паладина держали мои ноги. Они понесли меня наверх по крутым ступеням, а вокруг звенели священные гимны.

С написанной на лице тревогой патриарх Лазарь ждал у двери храма.

– Ты не в том состоянии, чтобы жениться.

Беррин и паладины помогли мне встать. От этого у меня закружилась голова.

– Можно совершить церемонию в твоих покоях, – сказал патриарх. – Ты добился всего этого не ради того, чтобы умереть в поту.

– Позволь мне жениться, пока я еще выгляжу целым, – ответил я, – а потом я отрежу руку и поправлюсь.

– Не поправишься, если гниль распространится. – Патриарх сердито посмотрел на меня, словно его ограбили. – Ты не