Затем все успокоилось, клубы пыли нехотя улеглись. Стало видно, что здание со сгоревшей крышей просело еще сильнее, и что перед входом дымится почти идеально круглая воронка.

– Контакт прерван, – сообщил арбитр, оставляя Шелли в неведении относительно произошедшего. Мол, взорвалось что-то – и ладно! В Партии и не такое случается. – Внимай воле богов, Первый!

Запустили прежнюю запись:

– Первый – тридцать шесть, двести… четырнадцать.

«Возможно ли сохранить рассудок, даже единожды побывав в Партии? – Шелли облизал спекшиеся губы – в скафандре становилось жарковато. – Нет, мы не лелеем ген Золотой Удачи, мы взращиваем страх перед смертью. Я никогда больше не отправлюсь в полет вне эклиптики. Одиночество межпланетных перелетов мне будут скрашивать духи принявшего мучительную смерть Анжело Баттиста и убитого моей рукой Лекса Козо. Я был трижды прав. Эта ритуальная война – конвейер для массового производства… ущербных».

– Первый, внимай воле богов! Золотая Удача не оставляет тебя! – Голос арбитра стал куда добрее. Интересно, отчего? Неужели симпатии лун Сэтана теперь на стороне Шелли? Кто фаворит этой Партии? Очередной мститель из прайда Козо? Или же подверженный гордыне «рогатый», попирающий своим существованием принципы межпланетного сообщества людей?

– Сейчас-сейчас, – прошептал Шелли, приближаясь к остывающей воронке. В узком забрале рогатого шлема отражались дымные струи. – Тридцать шесть, двести – кхук! – четырнадцать. Я знаю, где это поле. Мне нужно следовать к внешнему кольцу, на окраину Горгоны…

Из здания вышел человек. Длинная винтовка в его руках выглядела еще примитивнее, чем оружие Шелли, но она была без сомнения опасна, к тому же смотрела молодому человеку в лицо.

«Благородный Элия Нор, – подсказала бегущая строка целеопределителя. – Дружественный игрок».

Дружественный игрок. Друг. Какое счастье, что в Партии совершенно случайно можно встретить… друга! Друг выберется из-под развалин, на нем окажется такой же обгоревший скафандр, как на тебе, его зрачки будет распирать знакомый ужас, а палец – нервно теребить спусковой крючок: точно так же, как делаешь теперь ты. Он станет твоим абсолютным отражением, близнецом, и ты возненавидишь его так, как успел возненавидеть себя.

Партия!

Шелли и совершенно не знакомый ему Элия Нор разошлись, не выпуская друг друга из полупрозрачных рамок электронных прицелов. Они больше не нуждались в друзьях. Все, что дышало и двигалось под куполом Горгоны, все, что было вооружено, классифицировалось однозначно – «Враг»! Переизбыток адреналина не позволял мыслить здраво. Вообще, Шелли поймал себя на том, что он перестал контролировать и объективно оценивать ситуацию. Словно его мозг кто-то заблокировал дистанционно, – точно так же, как блокировались скафандры игроков. Словно он полностью оказался под властью незатейливой программы, компоненты которой (Первый: двести – триста) были надиктованы трайтонскими божками.

– Двести десять, двести одиннадцать, – бормотал Шелли, отсчитывая поля. Через координатную сеть мерцающим Эриданом проходил кратчайший путь к точке, указанной Пуанкаре. – Двести двенадцать, двести тринадцать…

Двести четырнадцать – это в тоннеле, ведущем в подземную часть Горгоны. Недалеко от входа, под ненадежным, расшатанным сводом, но уже в темноте. Туда, именно туда приказывала следовать зеленая стрелка автонавигатора.

Он остановился, предчувствуя недоброе.

Спуск в подземелье? Скорее в доисторическую канализацию… Никогда по собственной воле он бы не сунулся в такую клоаку.

Шелли не приходилось слышать о том, чтобы ритуальные бои велись одновременно на двух уровнях: надземном и подземном. Но с волей богов не поспоришь! Хотя в тоннеле он будет скрыт от взглядов и от пуль.

Шелли шагнул на двести четырнадцатое поле. Под ногами оказались замусоренные ступени. Невидимая лестница уводила вниз и вбок. Боевой визор загудел от напряжения, пытаясь разредить темноту, царящую в тоннеле, но уже через пять-шесть секунд признал поражение. К счастью, спускаться дальше не было необходимости (хотя на координатной сетке существовало и двести пятнадцатое, и даже двести шестнадцатое поле), и Шелли поспешил повернуться к выходу. Не успел он вскинуть винтовку, как скафандр заблокировали.

Напрягая до боли глаза, Шелли всматривался в лежащий перед ним участок улицы. Несколько домиков – относительно нетронутых, между постройками – черное пятно овальной формы. Пятно – то ли старый газон, то ли там что-то горело.

На соседних полях пока все спокойно. Ни врагов, ни друзей в поле зрения, лишь слышатся отзвуки далеких выстрелов и раскаты очень похожего на них грома.

По груди и по спине струился пот. При этом Шелли понял, что он дрожит так, будто болен лихорадкой. Дышать приходилось насыщенным испарениями тела воздухом, за глазами зудело от калейдоскопа непрерывно изменяющихся данных на боевом визоре… но этот дискомфорт Шелли принял со вздохом облегчения. Он понял, что шок понемногу отпускает.

Как-то сразу он почувствовал себя никчемным трусом, безыдейным убийцей, готовым на все ради того, чтобы сохранить себе жизнь. Он перестал быть человеком-фишкой, управляемым программой, он вернул себе способность мыслить. И стал мыслить в привычном ключе.

Но погрузиться в рефлексию ему не позволили.

Шелли неожиданно почувствовал, что скафандр заваливается на спину. Причем заваливается неторопливо и даже аккуратно – будто чьи-то руки поддерживают его за плечи.

Замелькали белые лучи фонарей.

От неожиданности Шелли зажмурил глаза.

– Как это следует понимать? – спросил он своего единственного собеседника – немногословного арбитра. Вместо ответа в наушниках зазвучал треск статики.

Два человека в неприметных скафандрах, озаряя тоннель светом нашлемных фонарей, погрузили неподвижного Шелли на тележку – словно кусок мяса в герметичной упаковке. Натянули поперек его груди увесистую цепь, перехватили литые звенья механическим замком.

«Неприметные» действовали проворно, без намека на суету, не совершая лишних движений. Шелли же не понимал ровным счетом ничего.

Кто эти люди? Они – из обеспечения Партии? Что им нужно?

Перед забралом шлема раскрылись пневматические бокорезы устрашающего вида. Инструмент походил на окаменелые челюсти морского хищника Еуропы, скелет которого был выставлен в палеонтологическом музее на Трайтоне. Зрелище не для слабых духом… Рывок! Шелли вскрикнул, ему показалось, что незнакомцы пытаются вскрыть скафандр.

Это было бы чересчур даже для суровых арбитров Партии!

На ступени с медным звоном упал перекушенный у основания рог. Еще рывок! И второй рог последовал туда же.

Рогов Шелли не жалел, и, тем не менее, дыхание перехватило от гнева и бессилия. То, что с ним совершили, походило на какую-то символическую кастрацию.

А дальше произошло нечто вовсе непонятное: в тоннель вошел Константин. К бесфамильному бросился один из «неприметных», зазвучала неразборчивая речь.