Что-то внутри отчаянно стремится к этому мужчине, а мысли врезаются в это что-то, и внутри меня бабахает так, что я не понимаю, это сердце, или в меня опять запустили огненным шаром, который взорвался рядом.

«Ну и ладно, Люциан вон тоже с Драконовой целовался», — мелькает очередная мысль, а в следующий миг Валентайн так резко разрывает поцелуй, что колючий, внезапно ставший холодным, воздух впивается в мои губы тысячами игл. В глазах Валентайна — абсолютная тьма, миг — и его радужка снова становится человеческой.

— Ты… — выдыхаю. — Ты нарушил наше соглашение!

Лицо его каменеет, пальцы Альгора сжимаются уже на моих запястьях. Раньше, чем успеваю пискнуть, раздается щелчок, браслеты падают на пол, а с моих ладоней срываются темные искры.

Ой, мама!

— Золотой мальчишка для упоминания моего имени, — холодно произносит он. — Поцелуй — для активации темной магии. Уверен, что это гораздо лучший выход, Лена, чем подвергать твою жизнь опасности для ее пробуждения.

Я хлопаю глазами на черные искорки над ладонью, которые тают, а Валентайн кладет руку мне на плечо. Кабинет стремительно теряет краски, становясь бледным подобием, тенью того, что я только что видела. Здесь все настолько странное, неживое, застывшее, будто меня перебросило к алтарю Горрахона. Только я осталась на месте.

— Что это? — здесь даже голос мой звучит иначе.

Суше. Как если бы из него выпили все эмоции, да и я чувствую себя другой. Такой же, как мой голос.

— Это — первый слой Тьмы, — Валентайн произносит это спокойно, неестественно-холодно, хотя теперь я уже не уверена, этот холод в голосе, это его привычное ледяное, отстраненное выражение лица — они его, или все так из-за сути его магии? — На нем отчетливее ощущаешь темную силу, которая в тебе сейчас пытается скрыться. Послушай.

Я «слушаю»: искры, которые почти погасли там, в цветном кабинете, сейчас разгораются с новой силой, ладони словно становятся источниками холода.

— Почувствуй и запомни эти ощущения. Так будет проще обращаться к ней во время наших занятий.

Я чувствую — впитываю каждую странность, которая со мной происходит, а потом вдруг понимаю, что это не кажется мне странным. Ни разгорающийся на кончиках пальцев холод, ни тишина, ни поблекшие краски. Напротив — все это настолько манящее, настолько зовущее, насколько и стоящий рядом мужчина. Странные чувства-не чувства захватывают меня, увлекают в свои объятия, и я уже совершенно иначе смотрю на Альгора. На изгиб жестких, только что подчинявших мои, губ. На вырез расстегнутой на пару пуговиц рубашки, на ладонь, касающуюся моего плеча.

Самое правильное, что я могу сейчас сделать — это наклонить голову и потереться о руку Валентайна щекой. Прищурившись, соблазнительно улыбнуться…

Цвета неожиданно возвращаются. Вслед за ним меня оглушает жизнью, которая здесь повсюду: наверное, я никогда раньше не чувствовала ее настолько остро.

Что это только что было?!

— Чувствуй темную магию, но не позволяй ей почувствовать тебя, — комментирует Валентайн.

— Что это значит?!

— Это значит, что твоя сила способна завладеть тобой и полностью изменить твою личность. Мы еще будем повторять, чтобы ты уловила суть, а пока сосредоточимся на насущном. То есть на теории.

— На теории? — вырвалось у меня. — Но ты же сам говорил, что мне нужна практика!

— Тебе недостаточно? — Валентайн вскинул бровь. — Не волнуйся, Лена. Теперь я знаю уже два способа вытащить темную магию из тебя.

Скотина! Какая же он скотина!

— Ты. Нарушил. Соглашение, — процедила я.

— А ты меня оскорбила, — это было сказано ровно тем тоном, которым в светской беседе принято обсуждать приятный цвет занавесок. — Несмотря на это, я не отказываюсь от твоего обучения. Что будешь делать ты — решать тебе.

Я его оскорбила?!

— Чем именно? — уточнила я. — Не раскланялась, когда вошла в кабинет?

— Предположением, что мне есть дело до Люциана Драгона. И уж тем более тем, что я занимался его переводом на другой факультет. Поверь, в моей жизни существуют гораздо более приятные занятия.

Он произнес последнее так, что я живо представила, какие именно, а следом — так же живо подумала о том, что с ректором Эстре ему гораздо приятнее делать что-то другое, чем обсуждать приказы о переводах. Правда, он недавно заявил, что между ними ничего нет, но верить Альгору — такое себе. Особенно после того, что он сегодня вытворил! Не Эстре, так какая-нибудь другая… драконесса! Жаждущая острых впечатлений.

Вот почему, спрашивается, когда я рядом с ним, все с ног на голову?! Какое мне дело до его драконесс? Да в принципе до его женщин!

— Если не ты — тогда кто? — спросила я.

— Подумай в сторону Фергана. Он обладает достаточной властью, чтобы шевелением пальца не только перекинуть сына на другой факультет, но и закрыть Академию. Мне надоело говорить о Драгонах, — последнее прозвучало резко. — Садись. И начнем.

Это уже больше напоминало приказ, а если учесть, что наше соглашение было расторгнуто, и что мне только что намекнули, что я могу уйти, если пожелаю, велико было искушение это сделать. Очень велико.

Но в шкафу, за стеклом стояло то, что мне очень нужно, и это что-то сейчас было для меня гораздо большим стимулом, чем собственная безопасность и планы Адергайна Ниихтарна. Поэтому я просто резко вдохнула, подошла и плюхнулась на предложенное мне место. Не без раздражения наблюдая за тем, как Валентайн с непробиваемым спокойствием садится за стол напротив меня.

Не смотреть на Люциана и Драконову. Не смотреть на Люциана и Драконову. Не смотреть на Люциана и Драконову.

Именно под таким лозунгом проходило мое утро, потому что, несмотря на то, что вчера Люциан не появлялся ни на завтраке, ни на обеде, ни на ужине (на ужин, кстати, Драконова тоже не пришла, так что не исключено, что они ужинали вместе), сегодня он появился одним из первых. Ввалился в столовую в обнимку с Софией, которая тоже обнимала его за талию, а после они устроились вместе двойной компанией. Даже Клава снова подсела к ним и, кажется, больше не торопилась сыпать насмешками в сторону «подруги».

Единственное, что отличало Люциана теперь — горящий синим, а не пламенным огнем дракончик-значок, в остальном это был тот же старый-добрый Драгон: он улыбался направо и налево, девчонки на него глазели, кажется, с еще большим восхищением: военный факультет же, обалдеть! Поскольку комментариев Драгон не давал, все это было еще и украшено манящей завесой тайны.

Мне бы по-хорошему думать о своих делах, а я сидела, пялилась в тарелку и думала о том, что он только что обнимал Драконову и касался губами ее виска. Дурацкие мысли, с которыми я безуспешно пыталась справиться, дурнее не придумаешь. А мне еще на совместном занятии с ними сидеть, по первой магической помощи.