– Это все расплата, расплата, – зашептали далекие голоса древних царей.

Скрипнула дверь каюты, и на палубу вышел Антоний. Свет фонаря выхватил его лицо – изможденное, усталое, небритое. Во всем его облике чувствовались покорность и смирение – с таким военачальником войну не выигрывают. Клеопатра недовольно от него отвернулась – в последнее время он сильно ее раздражал. Она уже и сама не знала, как смогла прожить с этим опустившимся человеком целых десять лет и родить от него троих детей.

Антоний будто не замечал ее холодного и брезгливого к себе отношения. Точнее, ему уже все было безразлично. Странная апатия овладела им.

– У меня дурное предчувствие, – как бы между прочим сказал он, всматриваясь в морскую ночную даль.

– Мне неинтересны твои предчувствия, – зло ответила Клеопатра.

Ей было неприятно стоять рядом с ним, но из упрямства она не уходила.

– Мне почему-то снится Цезарь, – тихо сказал Антоний.

Царица тяжело сглотнула. При любом упоминании о Цезаре у нее начинало ныть сердце. Клеопатра была уверена, что с ним в такую переделку она не попала бы. Его военный гений уже давно одержал бы победу. На мгновение мечты унесли царицу из реальности. В который раз она представила свою жизнь с Цезарем, их общих детей, общий дворец, общую империю.

– Я виноват перед ним, – шептал Антоний. – А ведь это он возвысил меня, сделал народным трибуном.

Клеопатра нахмурилась, ее сердце тревожно забилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Давно, незадолго до его убийства, один из заговорщиков, Требоний, предложил мне присоединиться к заговору и убить Цезаря.

Клеопатра отступила от него на шаг назад.

– Что ты говоришь? – побелевшими губами прошептала она.

– То, что было, – устало и тихо отвечал Антоний. – Я отказался. Но Цезарю…

– Что?

– Цезарю так ничего и не сказал.

Антоний устало покачал головой.

– Всю жизнь я гордился тем, что был ему верен. И только сейчас понял, что уже очень давно его предал.

– Почему ты ему ничего не сказал? – сдавленным от горя голосом хрипло закричала Клеопатра. Ведь вся ее жизнь могла бы быть иной – эта мысль мгновенно дошла до ее сознания, причиняя невыносимую боль.

– Не знаю, – Антоний пожал плечами. – Я обещал Требонию молчать. Может быть, именно поэтому они меня тогда не убили.

– Лучше бы они тебя убили! – яростно крикнула царица.

Антоний устало вздохнул, безразлично усмехнулся, а в его взгляде сквозили смерть и покорность.

– Я тоже так думаю. А еще думаю, зачем я с тобой связался?

Клеопатра наотмашь ударила его по лицу. Антоний будто ничего не почувствовал; отвернувшись от царицы, он вновь стал смотреть в морскую даль, и глупая улыбка блуждала на его лице. Такие признания делаются только перед смертью.

– Я все погубил. Себя, армию, республику. Что мне теперь делать? – спросил он у моря.

Закрыв лицо руками, Клеопатра тихо заплакала.

Каждый из них в одиночку стоял перед лицом надвигающейся катастрофы. Мнимая любовь, словно черный налет, была смыта войной, обнажив две несчастные судьбы, два угнетенных, изъеденных пороком сердца.

12

Перед началом сражения Антоний дал команду поднять паруса, так как те были тяжелы, занимали много места и могли помешать делу. Солдаты отнеслись к этому как к дурному знаку. Флот Антония состоял из тяжелых и неповоротливых трирем, в то время как флот Агриппы был из легких и быстроходных кораблей – либурнов, которыми любили пользоваться пираты. Это позволило Агриппе оснастить корабли поясной броней против таранов, а также метательным оружием и гарпангом – серпоносным брусом, который мог нарушить оснастку корабля или даже перевернуть его.

Корабли Антония выстроились полумесяцем у узкого выхода из Амбрийского залива. Он командовал правым флангом, военачальник Сосий – левым, позади центральной части флота размещалась флотилия Клеопатры, сама она со своей сокровищницей находилась на судне «Антония».

План Октавиана был прост: выманить Антония в открытое море, после чего окружить его с флангов. Благодаря маневрам, которые начали проводить два флота, в центральной части образовался разрыв, что позволило флотилии Клеопатры внезапно вырваться вперед и, пользуясь полуденным бризом, повернуть на юг и выйти в открытое море. Несмотря на отчуждение, возникшее между ними с Антонием, Клеопатра действовала согласно их общему военному плану – прекрасно понимая, что самодеятельность и сведение счетов здесь неуместны. Ведь на кону были ее жизнь и будущее Птолемеевской державы.

Спустя много лет с легкой руки Октавиана будет распространена одна легенда, унижающая как Клеопатру, так и Антония. Из поколения в поколение римляне пересказывали друг другу, как якобы смертельно напуганная египетская царица предала Антония, покинув его одного в бою. Тот же, находясь в глубокой зависимости от царицы, бросив на произвол судьбы своих верных солдат, бежал следом за ней. В эту историю поверили все, кто не видел сражения, ибо она представляла ненавистную египетскую блудницу в самом позорном виде. Так римляне свели с Клеопатрой счеты.

После короткого боя Антонию также удалось прорваться в открытое море, но большую часть его флота постигла неудача. Погибло сорок кораблей, сто тридцать судов сдались в плен, пять тысяч легионеров было убито.

Через три дня Антоний и Клеопатра достигли военной базы на мысе Тенар, что на юге Пелопоннеса, и стали ждать сухопутные войска Канидия. Однако… Октавиан успел перехватить Канидия и предложил ему выгодные, не порочащие военной чести условия.

Приняв условия Октавиана, Канидий и его армия сдались.

Потрясенные и удрученные, Антоний с Клеопатрой отплыли в Египет. По дороге они узнали о капитуляции своего войска в Северной Греции и о том, что военачальник Антония в Киренаике – Скарп – также перешел на сторону Октавиана. Круг замкнулся.

Война, которая задумывалась как легкое театральное действо, обернулась гибелью армии и флота, крушением Птолемеевской державы и надежд о новом мировом устройстве. А самодовольство, которое так долго ослепляло Антония и Клеопатру, в итоге разрушило их судьбы.

13

Клеопатра вернулась в Александрию и, опасаясь волнений и мятежей, которые могли быть подняты против нее, объявила о своей победе. Старый излюбленный способ египетских царей скрывать свои неудачи. То, что рано или поздно ложь обнаружится, ей было безразлично – царица намеревалась вырвать у судьбы времени для спасения.

Сидя перед зеркалом, Клеопатра рассматривала свое отражение – седеющие волосы, которые теперь приходилось красить, полное стареющее лицо, красные заплаканные глаза. Она рыдала весь день, проклиная богов и свою ненавистную судьбу.

– Злая у меня судьба! Ох, злая, – удрученно шептала она.