Свет.

Свет проник сквозь веки, левую руку дернули сильнее, Ольга ускорилась, задыхаясь и почти теряя сознание, и одновременно решилась вдохнуть и разлепить мокрые ресницы.

Они уже протискивались на улицу – обе двери, невиданное дело, были распахнуты, а вертушку с рамкой Ольга проскочила, даже не заметив, – сложили их как-то, что ли. Ольга по-прежнему стискивала ладошки подростков, которые конной парой выволокли на свежий воздух не только капитана Баракатову, но и Моисеевну – ее мальчик, оказывается, плотно обхватывал за спину под тощими лопатками. Моисеевна слегка задыхалась, но явно больше была озабочена перекосом приклеенных ресниц. Значит, в норме бабушка.

Иван с Андреем стояли у края газона, тяжело дыша, Обухов томился между ними. Ольга пошла к ним сквозь запыхавшихся полицейских – некоторые ошалело бродили, переговариваясь, по площади перед УВД, но в основном все не отрывали взглядов от фасада.

– Живы-здоровы? – спросил Иван, поднося к уху жужжащий телефон. – Порядок. Да, я. Кто это?

За спиной кто-то принялся громко выяснять, что за хрень происходит, и Иван, сморщившись, отвалил в сторону.

А что за хрень, действительно, подумала Ольга, разворачиваясь к зданию. Она ожидала увидеть типовую картинку из ютьюба: обвалившееся крыло, языки пламени из окон, уходящие в небо жирные столбы дыма. Но фасад выглядел невредимым. Из открытой форточки на втором этаже струился дым – и всё на этом.

– Личный состав, ко мне! – рявкнул Назарян с крыльца. Он был потрепан и взлохмачен, насколько позволяла лысина.

Офицеры и сержанты неохотно потянулись к крыльцу. Андрей заозирался, ловя взглядом Ивана. Иван болтался на обочине, очень напряженно прислушиваясь к голосу в телефоне, потом сказал:

– Арина Яновна, я же вам сказал, что не могу сейчас к вам подъехать. И Андрей Юрьевич не может. В восемь, не раньше. Ах, уже вы не можете? Тогда извините, не понимаю, что это за важность такая, которая к вечеру…

– Машовец, Жиров! – рявкнул Назарян. – Бегом сюда! Из оружейки я табельное таскать буду?

Андрей затоптался, вертя головой совсем потерянно и бормоча, что фигли спасать-то, если огня нет. Иван матернулся, не слишком старательно прикрыв микрофон ладонью, и зашагал к крыльцу, на ходу бросив Андрею:

– Да пристегни его к ограде, Оля присмотрит.

Ишь командир какой, подумала Ольга. Присмотрю, если Назарян и меня не припашет стволы и патроны таскать. И правильно сделает, если припашет. Дыма без огня не бывает, а за оружие, если что, спросят сильнее, чем за… Чем за что угодно. Годами придется и отчитываться, и доказывать, что стволы честно погибли в пожаре, а не ушли на сторону, как бывало не раз.

Андрей торопливо перестегнул наручник со своего запястья на верхнюю стальную планку ограды и побежал к впадающему в неистовство Назаряну, который уже живописал подробности детонации боеприпасов в оружейке, загадочным образом совмещая последствия этой детонации с внутренним устройством организма старшего лейтенанта Жирова.

Через пару секунд Ольга обнаружила, что стоит на площади перед управлением одна. Все сотрудники скрылись в здании, девочка сидела рядом с Обуховым, поглаживая его по кольцу наручника, а мальчик бродил по газону, время от времени выбирая из травы то ли камушки, то ли комки бумаги. Волонтер какой-то, что ли, подумала Ольга с онемелым удивлением, чего ж тогда по газону ходит? С тем же подмороженным интересом она отметила, что мальчик вдруг вытянулся и замер, уставившись в сторону невидимого отсюда перекрестка Ленина и Королёва. Оттуда накатывался, приближаясь, рокот мотора.

Машина выскочила из-за угла, бюджетный каршеринг, естественно, спасу от них нет, и мальчик сказал, шагнув с газона через ограду:

– Ольга Максимовна, вы уж простите.

– За что? – спросила Ольга, наблюдая за тем, как девочка и Обухов встают с оградки и отступают к мальчику, и пытаясь понять, что не так с этой картинкой.

– За костюм и прическу, – сказал мальчик и взмахнул рукой.

Обухов не может встать и отойти, он прикован к ограде, сообразила наконец Ольга. Но шарики из руки мальчика уже ударились об асфальт у ног и вспухли огромным серым облаком, которое обхватило Ольгу, ослепило ее и невыносимой горечью лишило дыхания, голоса, нюха, способности мыслить и вообще всех чувств и способностей, кроме слуха.

Ольга попыталась выскочить из облака, но только согнулась пополам, заходясь в кашле, слезах и соплях – и бессильно слыша, как подлетевшая машина останавливается, хлопает дверьми и улетает прочь, оставив ее на площади уже совсем одну.

Антон, посмеиваясь над собой, отсоединил «нокию» от провода и некоторое время скептически смотрел на экранчик. Вопреки ожиданиям, заряд к нулю тут же не устремился. Дурацкая привычка не просто хранить древние гаджеты, но еще и вынимать элементы питания пригодилась в первый и, наверное, последний раз.

Антон, надев одну из разовых перчаток, которыми с недавних пор был забит весь левый карман толстовки – правый, понятно, был забит масками, – выломал симку из давно сунутой ему на каком-то вокзале пластиковой карточки, вставил ее в телефон и с некоторым изумлением убедился, что связь есть.

Он сунул телефон в карман ветровки, подхватил нормальный смартфон и крикнул:

– Свет, я за яблоками!

– Огурцы заодно возьми, кончаются, – с готовностью откликнулась супруга. – И сметаны. И лука, кстати.

– Список сбрось, – сказал Антон, поспешно обуваясь, и удрал.

Он прошел мимо «Пятерочки» к скверику, в котором, проверено, норовили заблудиться любые навигаторы, какой-то сбой покрытия сигналом, снова впялился в липучую перчатку, достал оба телефона, медленно набрал на ставшей непривычной кнопочной клавиатуре номер, который вывел на экран смартфона, помедлил и вдавил кнопку вызова.

После пятого гудка Антон решил было, что ответа не дождется, но тут ему все-таки нервно сказали:

– Слушаю.

– Иван Александрович? – чужим и сипловатым почему-то голосом поинтересовался Антон, торопливо включая в смартфоне остановленную в нужном месте запись какой-то бессмысленной трансляции, единственным достоинством которой была только точка вещания – аэропорт «Внуково».

– Кто это? – спросил собеседник.

– Я с приветом от Линара и Инны.

– Чт… Ты где? Ты кто? Где они?

У них получилось, обалдеть, возликовал Антон и сказал совсем сдавленно, чтобы не заорать и не перекрыть женский голос, объявляющий посадку на рейс в Дубай:

– Они улетели, но обещали вернуться, милый.

– Молодой человек, вы говорите с капитаном полиции! – люто взревел собеседник. – Я ж тебя найду и…

– Щень ты мордастый, а не капитан, – сказал Антон, как было предложено, и уже от себя добавил: – Ты хрен свой в штанах не отыщешь, не то что детишек. Они уже там, откуда выдачи нет. Обсыхай.