За пять веков своей власти Габсбурги не лишили Триест его итальянского характера, да и, видимо, не стремились к этому. Как любой порт, Триест отличается этническим разноцветьем. К началу XX века итальянской по языку была только половина горожан, а по крови, как утверждают демографы, и того меньше. Но итальянский приняли как свой и говорили на нем даже в славянских семьях. И теперь в двухсоттысячном портовом Триесте кто только не живет, особенно в пригородах, где слышна словенская, хорватская, сербская, немецкая, даже венгерская речь. Однако закоренелые местные патриоты считают родным для Триеста не эти наречия и даже, как ни странно, не italiano. До начала XIX века здесь говорили на своеобразном диалекте tergestino, который потом, в пору промышленной революции и слияния города и деревни, вытеснил имеющий в этих краях широкое распространение и поныне венецианский диалект. От старого терджестино в новом Триесте мало что осталось. Только самые тонкие лингвисты-патриоты все еще называют сигарету певучим словечком spagnoletto. А некоторые другие языки, кажется, нацелились изгнать из Триеста романтику: южные славяне выпотрошили из городского названия все гласные, превратив его в короткую автоматную очередь – Trst.

Судоверфь в Поле (Пуле). Открытка 1890-х годов.

Разные флаги над городом поднимались и спускались, но его характер оставался неизменным. Историки свидетельствуют: Триест ни на мгновение не утрачивал космополитизма, культурной открытости. Первое иностранное консульство здесь учредили в начале XVIII века. Русский посланник появился в городе в 1779 году. Полувеком позже интересы Франции здесь представлял некто Анри Мари Бейль, получивший известность не как дипломат, а как писатель под псевдонимом Стендаль.

Главной литературной знаменитостью Триеста, впрочем, считается не он, а ирландец Джеймс Джойс, в начале XX века проживший в городе больше десятилетия. Молодой учитель английского, еще не ведавший славы, он менял одно место службы за другим, переезжал с квартиры на квартиру. Здесь подруга Джойса, бывшая горничная Нора Барнакл, родила ему двоих детей. Здесь написан “Портрет художника в юности” и задуман “Улисс”. Местные краеведы считают, что прототипом Леопольда Блума, главного героя одного из самых значительных романов ХХ века, стал житель Триеста и друг Джойса Арон Этторе Шмитц, которого ирландский писатель обучал английскому языку. Шмитц тоже баловался сочинительством, и Джойс это баловство поддерживал. Под псевдонимом Итало Свево в 1923 году Шмитц опубликовал психоаналитический роман “Признание Зено”. Действие этого произведения разворачивается в Триесте, подобно тому как действие “Улисса” происходит в Дублине. А ирландскому писателю итальянский город поставил монумент: деликатный, изысканный памятник в нормальный человеческий рост – Джеймс Джойс, субтильный бронзовый синьор, устало бредет по мостику, от аптеки к булочной.

Разноязыкий южный город на берегу теплого моря таит в себе вечное обещание перемен, это динамичное, подвижное, а потому заманчивое для любого художника пространство. В 1912 году сюда приехал австрийский поэт Райнер Мария Рильке. По приглашению княгини Марии фон Турн-и-Таксис именитый гость поселился в принадлежащем благородному семейству средневековом загородном замке Дуино. Там Рильке, нагуливая поэтический аппетит, частенько прохаживался по широкой тропе над морем. Теперь эта благоустроенная асфальтом и галькой тропа, откуда открываются неземные виды на горы, небеса и Триестский залив, конечно, носит имя основоположника европейского модернизма.

Закончить цикл “Дуинские элегии” Рильке, мобилизованный в армию, смог после поражения Австро-Венгрии. Город, вдохновивший поэта на творчество, в ту пору как раз стал итальянским.

Еще один знаменитый приморский замок построен к северу от Триеста по приказу младшего брата Франца Иосифа, эрцгерцога Максимилиана, будущего императора Мексики. В 1852 году двадцатилетний юноша-офицер получил от императора назначение в Триест; вскоре эрцгерцог стал главнокомандующим австрийским военно-морским флотом. В 1856 году на берегу бухты Гриньяно в Триестском заливе архитектор Карл Юнкер начал строить замок с башенками в эклектичном шотландско-немецком стиле. Мирамаре (искаженное “вид на море”) получил свое название по имени португальской резиденции принца Фердинанда Сакс-Кобург-Готского, с которым молодой Габсбург решил помериться достоинством, вкусом к роскоши и богатством. Маститый архитектор не подкачал; вокруг замка разбили прекрасный парк с ливанскими кедрами и прочими диковинными деревьями. Однако злая судьба не позволила Максимилиану и его супруге Шарлотте долго наслаждаться удобствами Мирамаре: ввязавшись в мексиканскую авантюру, Габсбург уже не вернулся домой. Шарлотта сошла с ума и окончила свои дни в родной Бельгии.