Наднациональный принцип, служивший фундаментом австро-венгерской армии, конечно, имел и оборотную сторону. Многие считали: монархия и династия уже не представляют для своих солдат и офицеров ценности, которые гарантировали бы безусловную преданность военных государству. По мнению критиков, такую преданность было способно обеспечить лишь национальное отечество. В качестве аргумента оппоненты Габсбургов использовали дело того самого полковника Редля – офицера императорского генштаба, много лет проработавшего на русскую разведку. После разоблачения шпиона одна из венгерских газет (понимавшая патриотизм в националистическом духе) писала: “Редль – это не отдельная личность, это система. В то время как в других странах солдат учат любить родину, в этой несчастной монархии недостаток патриотизма считается одной из главных доблестей. У нас кульминацией военного образования является лишение солдата национальных чувств… У австрийских и венгерских солдат нет отечества; у них есть лишь командующие”. Была ли верной эта суровая критика? И да и нет. Австро-Венгрия представляла собой площадку для борьбы двух типов патриотизма, двух типов идентичности. Один из них – тот, который олицетворяли Габсбурги, – был имперским и основывался на исторической традиции. Другой, национальный патриотизм, предлагал прямо противоположную идеологическую концепцию.

Компромисс между этими двумя типами идентичности оказался невозможным. Штыки не смогли спасти свою империю.

Город Триест, как сообщает дотошный путеводитель, находится на отметке всего двух метров над уровнем моря. Приезжаете проверять – и выясняется, что это не вся правда. Пожалуй, только зимой и в начале весны, когда сирокко гонит высокую волну с юга, воды потемневшего залива действительно лижут набережным пятки. Триест не согласен со справочником: многие центральные улицы почти от кромки моря уходят вверх, к маковке холма Сан-Джусто (Святого Юстина). Cтранствующий проповедник Юстин, согласно легенде, без малого девятнадцать веков назад в этих краях составлял апологию о границах веры и пришел к святости через мученическую смерть. У подножия холма Святого Юстина лежат развалины римского амфитеатра. Вокруг – опоры раннего и зрелого христианства: романские базилики, величественные собор и монастырь (оба памяти бедного Юстина, который считается покровителем города), еще какие-то церкви с привычными для любителей серенад названиями вроде Santa Maria Maggiore. По сторонам от бывшего амфитеатра, арена которого теперь засажена зелененькой травкой, – приметы уже послегабсбургских имперских потуг, внушительные бетонные коробки эпохи Муссолини.

Карта Триеста. 1890 год.

Старый трамвайчик, тужась и скрипя, поднимается по исторической рельсовой линии к современности, к многоэтажным новостройкам, на верхотуру опоясывающей Триестский залив и город Триест гористой гряды. Приезжим и невдомек, что скалы только с виду сплошные и монолитные, что в их недрах скрыты сотни подземных пещер, ведь Триестское плато – та самая форма рельефа, что известна под названием “карст”. Особенно знаменита Grotta Gigante, самая большая открытая для туристов карстовая пещера в мире. Она такая “джиганте”, что внутри может поместиться римский собор Святого Петра. Колоссальную каверну обнаружили под землей полтора столетия назад австрийские инженеры, когда искали воду для нужд большого города. Отсюда, с холки прибрежной гряды, отлично видно, как тесно лежать выросшему Триесту в его детском гранитном ложе. Город упрямо карабкается к воздуху и солнцу от прибрежной полосы – уступ за уступом, ступень за ступенью, квартал за кварталом. Передвигаться на колесах (хоть на машине, хоть на популярном в этих краях мотороллере “веспа”) удобнее вдоль берега, чем перпендикулярно ему; пешеходу в Триесте сложнее водителя, на своих двоих быстро запыхаешься.

Прав был великомученик Юстин, этот город – на границах. На границе тверди и моря, земли и неба; здесь кончается Средиземноморье и начинается Центральная Европа; здесь римская antica сливается с венской классикой. Город Триест – широкая международная калитка, через которую свободно проходили правители, народы, цивилизации. Вот построенная по приказу императора Августа арка, названная позже di Ricardo, последний сохранившийся до сегодняшнего дня участок древних городских стен. Этот Рикардо, он же английский король Ричард Львиное Сердце, только однажды, в 1192 году, проехал под каменным сводом, возвращаясь домой из крестового похода. Проезд триумфальным не вышел: вскоре Ричард стал пленником герцога Леопольда Бабенберга, с которым повздорил в далекой Палестине. А вот гранитно-мраморный фонтан Четырех континентов. В пору, когда этот фонтан соорудили, путешественники еще не открыли континенты пятый и шестой.

Географические аллюзии не случайны. Триест расположен в дальнем углу адриатической “подмышки”, этот город примостился на северо-восточной оконечности Италии, рядом с Хорватией, Словенией, Австрией. Всегда и для всех Триест был лакомым куском. В минувшем веке история наконец замкнула круг: и в начале новой эры, и сейчас Trieste живет по римским обычаям. И здесь, как повсюду в Италии, античные руины, барочные виньетки на стенах храмов, Корсо Кавур, Пьяцца Гарибальди, Виа Романья. Однако у Триеста есть еще одно, главное прошлое – австрийское: в конце XIVвека, устав от бесперспективной войны с Венецией, Триест попросил защиты у Леопольда III Габсбурга. На правах вольного торгового города, которые то сокращались, то вновь расширялись императорскими эдиктами, город более пятисот лет входил в состав центральноевропейской монархии. При Габсбургах этот итальянский город пережил пору своего самого пышного расцвета, превратившись в крупный порт, заметный культурный центр Средиземноморья, в шикарный, любимый европейской знатью курорт.

Респектабельный центр для прогулок и празднований появился в Триесте к концу XVIII столетия, когда от причалов до третьего перекрестка в глубь материка, там, где площадь Сан-Антонио Нуово, прокопали широкий Canale Grande. Канал стерегут улицы-близняшки, теперешние Виа Россини и Виа Беллини, на которых понаставили солидных домов с колоннами и назвали их palazzi. В двух шагах – главный городской театр на полторы тысячи мест, построенный в 1801 году по велению императора Франца II по моделям La Scala и La Fenice. Теперь театр носит имя Джузеппе Верди. Триест и не думает соревноваться с Венецией или Миланом. Город лишь добавил себе толику элегантности – за счет бликов заходящего солнца в мутноватой воде канала, за счет изящных силуэтов прикованных к парапету прогулочных яхт.