— Теперь закрутит, к тому время идет, — вмешался в разговор Добрынин. Он полюбовался заплатой и повесил полушубок на стену. Потом подошел к огню, выхватил горячий уголек и, покидав его с ладони на ладонь, прикурил затухшую цигарку.

Зарубин сладко спал, примостив голову на вытянутой руке Кострова. И хотя рука у Кострова затекла и одеревенела, он не высвобождал ее, чтобы не нарушать сон Зарубина.

Добрынин спросил у Кострова, который час.

— Свои-то я, видно, забыл завести утром. Остановился хронометр, — пожаловался он, держа часы на ладони.

Костров осторожно приподнялся, чтобы взглянуть на часы, но Зарубин сразу проснулся.

— Бойко не вернулся? — спросил он, спуская с топчана ноги. Можно было подумать, что во сне ему снился Бойко.

— Нет, не вернулся. Заждались уж… — ответил Добрынин.

— Да, все сроки вышли, товарищи, — сокрушался Пушкарев. — Что могло стрястись? Ума не приложу… Дорога известна, погода хорошая, ребят он отобрал лучших.

Бойко ушел три дня назад, по первому снегу. В бригаду поступили сведения, что с одной из железнодорожных станций немцы должны отправить для фронта состав, груженный крупным рогатым скотом.

Сведения поступили поздно, времени на проверку их не оставалось. А совершить налет было необходимо по двум причинам: во-первых, не следовало пропускать груз к фронту, во-вторых, бригаде надо было создать свои запасы мяса.

Командир отряда Бойко поставил сотню лучших бойцов на лыжи и повел кратчайшим путем к разъезду, где решили задержать состав.

И вот наступили уже третьи сутки, а Бойко не возвращался и никаких сведений от него не поступало.

В штабе бригады забеспокоились. Решили послать людей в разведку.

— Происходит что-то непонятное в последнее время, — почесывая затылок, сказал Добрынин.

Пушкарев поглядел на него сердито.

— Запомни, комиссар, — поучительно заметил он, — что ничего не происходит в природе такого, что не должно происходить.

Добрынин усмехнулся.

— Чему ты смеешься? — насторожился Пушкарев.

— Странные вещи ты иногда говоришь, Иван Данилович, — проговорил Добрынин. — По-твоему, и то, что случилось у нас в четверг, тоже должно было неминуемо произойти?

А на прошлой неделе в четверг действительно произошел случай, озадачивший всех.

Отряды давно уже нуждались в помощи Большой земли. Прежде всего требовались медикаменты, концентраты, махорка. Но принять самолеты было невозможно, — земля от дождей разбухла и об устройстве аэродрома не могло быть и речи. Посадить самолет еще можно было, а уж подняться он никак не смог бы. «Сядет, как муха в мед, — говорил Охрименко, — и придется сидеть ему до морозов».

Большая земля обещала выбросить груз на парашютах, но только с наступлением летной погоды. Все с нетерпением ожидали хорошей погоды, но получилось так, что, когда на Большой земле стояла летная погода, на Малой еще шел дождь или снег. Наконец в четверг вечером Большая земля предупредила о присылке транспортного самолета.

Группа партизан под руководством Добрынина отправилась принимать груз.

В условленное время, точно минута в минуту, послышался рокот мотора и самолет проплыл высоко над лесом. Партизаны пустили белую ракету. Самолет ответил тем же. Тогда запалили три костра треугольником. Ребята засуетились, забегали, задирая головы в темное, беззвездное небо. Самолет ушел в сторону, приблизился вновь, неожиданно свалился в пике и, с ревом устремившись вниз, сбросил пять фугасных бомб.

Шесть партизан было убито, девять ранено. Потери могли быть и большими, но, к счастью, часть бомб попала не на поляну, а в лес. Стало очевидно, что вместо ожидаемого самолета прилетел немецкий. Утром это подтвердилось окончательно. Большая земля передала радиограмму, в которой сообщалось, что из-за неисправности в моторе самолет вернулся с задания и придет только в ночь на субботу.

Но как фашист мог прилететь именно в то время, когда партизаны ждали самолет? Откуда он узнал, что белая ракета является ответным сигналом? Все это осталось загадкой.

Это происшествие и имел в виду Добрынин.

Но Пушкарева ничто не могло заставить отказаться от своей точки зрения.

— Да, и это событие должно было произойти, — горячо ответил Пушкарев. — Надо смотреть на все глубже, в связи с другими явлениями… Без причин, батенька мой, как тебе известно, ничего не бывает, и я сейчас докажу…

Доказать ему не удалось. Вошел дежурный по лагерю и доложил, что возвратился Бойко со своими людьми.

— Скота много пригнал? — вскочив с топчана, спросил Зарубин.

— Ничего не пригнал, товарищ майор, с пустыми руками вернулся.

Зарубин быстро натянул стеганую ватную куртку, нахлобучил задом наперед ушанку и выбежал из землянки.

«Что за ерунда? — взволнованно думал он. — Выходит, прав комиссар, что в лагере стали твориться непонятные вещи! Если не было скота, так где пропадал Бойко трое суток? Ну, сутки на дорогу туда и обратно. А двое суток? И зачем я послушался какого-то идиота и прогонял без толку людей! Сколько раз давал себе слово не предпринимать ничего без тщательной проверки, и вот на тебе!»

Бойко командир нашел в расположении отряда. Простуженным, охрипшим и усталым голосом он отдавал какие-то распоряжения своим командирам, а потом обратился к дедушке Макухе, состоявшему при отряде на правах старшины.

— Папаша, — сказал просительным тоном Бойко, — в нашем хозяйстве сухие портянки водятся?

— Непременно, Фомич! — ответил старик. — На такой случай я даже суконные приберег.

— Организуй парочку, — попросил Бойко. — Ноги у меня что-то совсем подгуляли… Даже ходьба их не разогрела. — И он с тяжелым вздохом, как-то странно ступая, точно шел вброд по воде, направился к своей землянке.

Зарубин уже готов был накричать на Бойко за то, что он измучил людей, не прислал связного, не предупредил о задержке и заставил всех беспокоиться. Но, увидев его странную походку, услышав его голос, необычный, глухой, Зарубин почувствовал прилив жалости к этому всегда исполнительному, требовательному к себе командиру, вспомнил тяжелое горе, надломившее Бойко, и сдержался.

— Жив, Григорий Фомич? — спросил он подошедшего Бойко и протянул ему руку.

— Еле-еле жив, товарищ майор… — ответил тот.

«Что-то неладно! Что-то стряслось! — подумал Зарубин. — Бойко никогда так не отвечал. Почему еле-еле?»

— Что произошло?

— Хорошо, что ноги унесли, Валентин Константинович. Так нарвались, что и говорить стыдно…

— Пока ничего не понимаю, — нахмурился Зарубин.

— Сейчас я вам доложу подробно. Разрешите только зайти переобуться?

— Пойдем к нам, в штабную, — предложил Зарубин. — У нас тепло. Там переобуешься. Что с ногами?