Из машины вышел человек в рубашке цвета хаки и коричневом комбинезоне, держа в руках автомат Томпсона. Несколько боевиков осуществляли прикрытие с тыла, а стрелок в хаки не торопясь подошел к двери ресторана и, встав на колено, опустошил стопатронный барабан в развороченный зал. Этот заключительный салют занял десять секунд.

Стрелки вернулись к машинам, кто-то трижды просигналил, и кортеж тронулся на восток – в Чикаго, находившийся в двух кварталах.

Как позже подсчитала полиция, боевики выпустили не менее тысячи коротких очередей. Они расстреляли тридцать пять машин, стоявших вдоль улицы, но при этом, как ни удивительно, зацепили лишь четверых случайных прохожих, из них ранения двоих можно было назвать царапинами. Клайд Фримен, конезаводчик из Луизианы, находился в машине с женой Анной и пятилетним Клайдом. Одна пуля задела колено Клайда, две других, порвав пальто, буквально выкинули Клайда-младшего на тротуар. Упав, малыш поцарапал голову. Еще одна попала Анне в руку, не причинив серьезного вреда. К сожалению, осколок лобового стекла попал ей в правый глаз.

Последней жертвой атаки был Луис Барко, утверждавший: «Он единственный одинокий волк-игрок, проживающий в Хоторне». Он был ранен в плечо и шею. Взглянув на Барко, Билл Шумейкер узнал в нем Пола Валери, засветившегося в перестрелке около Standard Oil. Проживание в Хоторне не давало достаточных оснований предположить его связь со стрельбой на улице Мичиган. Находящийся за пределами ресторана Барко видел сцену во всех подробностях, но, поддерживая протокол молчания, отказался назвать кого-либо из участвующих в акции, старательно обходя имена Вайса, Друччи, Морана и одного из лучших стрелков северян Питера Гузенберга.

Капоне извлек из случившегося свою выгоду. «Власти лишний раз убедились, – заявил он репортерам, – у меня нет и никогда не было автоматов. Почему я плачу владельцам припаркованных автомобилей за нанесенный ущерб и стараюсь спасти глаз бедной невинной женщине? Я нанял лучших врачей и оплатил расходы». Действительно, спасение зрения Анны Фриман обошлось Капоне в $5000; он компенсировал ущерб магазину и вообще не жалел денег. Рассуждая цинично, Капоне покупал лояльность общества. Один из его парней сказал: «Большой брат всегда переживал, чтобы пострадавших было как можно меньше».

Ущерб, который перестрелки нанесли Капоне, не ограничивался репарациями. «Это война!» – провозгласила одна газета. Неизбежно последовала очередная волна показных полицейских облав. Двери заведений Капоне, только что возобновивших деятельность, снова закрылись. Капоне нуждался в помощи.

После выхода из тюрьмы Торрио перебрался в Италию. Вскоре ему пришлось сбежать, потому что Муссолини объявил, что будет выставлять гангстеров в клетках на потеху публики. Торрио переехал в Нью-Йорк и вошел в состав старшего руководства криминального мира, помогая коллегам, Лаки Лучано[102] и Мейеру Лански[103], строить синдикат по чикагскому образцу. Он распределил дела между Нью-Йорком и Флоридой, где приобрел недвижимость. После атаки на кофейню Hawthorne Капоне провел во Флориде с Торрио несколько дней, обдумывая проблему Хейми Вайса.

Торрио, как обычно, призывал к миру. Как говорил позже Капоне: «Сразу после расстрела – а Торрио прекрасно знал, чьих это рук дело, – я поговорил с Вайсом. – Хочешь стать покойником, не дожив до тридцати? Пойми, тебе самому нужно, чтобы мы остались живы. Тогда еще можно было как-то договориться, но Вайс не стал слушать». Капоне также заявил, что: «Готов к миру… на какое-то время. Борьба не принесет пользы ни одной из сторон. Если договоримся, заработаем больше денег, чем сейчас. Хватит всем». Капоне решился на вторую попытку переговоров.

Капоне попросил Тони Ломбардо, президента Unione Siciliana, организовать встречу с Вайсом 4 октября в отеле Sherman. Капоне не планировал присутствовать на встрече, поскольку считал: личная конфронтация между людьми, пытавшимися убить друг друга, не будет способствовать успеху переговоров. Не исключено, что в качестве посредника для мирного урегулирования вопроса пригласили полицейского чиновника. От имени Капоне говорил Ломбардо, благо посыл был несложен: «Если Вайс хочет мира, Капоне готов пойти на разумный компромисс».

Но Вайс все еще не мог смириться с смертью О’Бэниона. Умом он понимал: следует проявить мудрость и пойти на компромисс, но виновники смерти Дини должны быть наказаны. Вайс объявил, что готов к миру, если Капоне одобрит убийство Скализа и Ансельми. Они все еще находились в Джолиете по приговору о непредумышленном убийстве, но договоренности можно было достичь в любом месте. Ломбардо сообщил об этом Капоне. «Я никогда не стану желтой собакой»[104], – отрезал Капоне, после чего Вайс покинул собрание.

Услышав ответ, капитан Джон Стидж лишь ухмыльнулся: «Нет на земле человека, которого бы Капоне не отправил на тот свет, если при этом будут соблюдены его интересы». А начальник полиции Коллинз вообще сомневался в правдоподобности встречи, зная – Вайс скорее убил бы Капоне, чем уступил. В любом случае полицейские не оценили ни разумность Вайса, ни искренность Капоне.

На этот раз Торрио сам приехал в Чикаго, чтобы обсудить с Капоне дальнейшие действия.

Капоне имел план действий на случай непредвиденных обстоятельств. Задолго до прерванных переговоров мужчина, назвавшийся Оскаром Лундином, снял единственную свободную комнату на втором этаже здания по соседству с Шофилдом (здание принадлежало Гарри Стивену Килеру[105], в нем недавно сменилась управляющая). Помещение было зарезервировано заранее, поэтому во вторник, 5 октября, когда комната освободилась, новый менеджер Анна Ротариу предложила Лундину переехать.

Комната не оправдывала ожидания жильцов. Непритязательная и грязноватая, она включала удобства в виде кровати с запятнанной латунной рамой, скрипучего дубового шкафа для одежды, нескольких стульев, газовой плиты и посудного ящика. Северная стена закрывала входную дверь, но из окна виднелся кусок тротуара и улица между магазином и собором Святого Имени, который находился с другой стороны на перекрестке с Супериа-стрит.

Примерно в то же время симпатичная молодая женщина, назвавшаяся миссис Томас Шульц, арендовала комнату на третьем этаже дома с другой стороны Супериа. Из ее окна был виден черный ход магазина Шофилда.