Вопрос на миллион долларов. И действительно: зачем мне эта правда? Готова ли я к ней? Внутри меня все сжалось: будущее не сулило ничего хорошего.

— Все равно я должна с этим разобраться, — подумав, я снова села на табурет. — Мне надо знать все. Хорошо это или плохо.

Скотт, закусив нижнюю губу, смотрел в сторону. Я понимала: наш разговор озадачил его, и он опасался, что мое любопытство приведет к тому, с чем я не смогу справиться. Я тоже решила сменить тему.

— А что, папы еще нет дома? — спросила я. Брат покачал головой. — Его вообще никогда не бывает дома, верно?

— Наверное, он в офисе. Он проводит там почти все время. — Скотт пересел на табурет, стоящий рядом с моим, и оперся подбородком о ладонь здоровой руки. — Домой приходит поздно.

— А мама постоянно в постели? — повернувшись к нему, спросила я.

— Да, большую часть времени… Таковы дела.

— И что, так было всегда?

Брови Скотта поползли вверх — похоже, он обдумывал ответ на мой вопрос.

— Последние пять-шесть лет все обстоит именно так. Они же почти не говорят друг с другом и больше пяти минут не проводят в одной комнате.

— Почему же они все еще вместе? — недоумевала я.

— Ты действительно хочешь, чтобы я серьезно ответил на этот вопрос? — Когда я кивнула, он хмыкнула. — До того, как это случилось с тобой, ты знала, почему.

— Знала?

Он утвердительно кивнул.

— Мама не собирается разводиться с отцом, опасаясь того, что скажут люди, во всяком случае, пока ее жизнь в замужестве с ним не станет хуже. Папа это знает и никогда не уйдет от мамы, потому что полностью зависит от нее.

Я нахмурилась, старясь вникнуть в суть.

— Зависит от нее?

— Без мамы он никто, — Скотт невесело рассмеялся. — Все наши деньги принадлежат ей, и я уверен, что существует малоприятный для папы брачный контракт, в соответствии с которым ей при разводе остается все, а он получает то, чем владел до брака, а это, как ты понимаешь, немного.

— Но ведь папа работает, — возразила я, качая головой. — Даже если они разведутся, он ведь должен будет получить все заработанные деньги.

Скотт фыркнул.

— Ты забываешь об одном неприметном, но важном факторе во всем этом деле. Папа работает на мамину семью. Если они разведутся, он сразу лишится этой работы, а у нашего дедушки хватит сил и возможностей, чтобы папа не получил больше ни одного предложения, даже у конкурентов.

— Черт знает что, — прошептала я.

— Да. На его месте я предпочел бы стать бездомным и жить в картонном ящике, но папе нравится его жизнь. Когда мы были маленькими, ему было до фонаря, что думают об этом другие, а сейчас… Он знает, что это до фонаря и маме, и поэтому сделает все, лишь бы остаться с ней.

— Ой, — прошептала я, откидываясь назад.

После этого разговора мы со Скоттом разошлись по своим комнатам. Я поднялась наверх и закрыла за собой дверь. Утомленная событиями последних суток, я ужасно хотела спать. Мой мозг все еще медленно прокручивал новую информацию, в том числе о злосчастных фотографиях. Я знала, что мне предстоит вспомнить еще многое, связанное с Делом и нашими отношениями. Должна быть веская причина, почему я не порывала с ним после событий, подобных этому. Думаю, найдутся те, кому известны самые неприглядные подробности нашей «любви», однако таких, с кем я могла бы поговорить об этом, было совсем немного.

Неужели мы с Делом просто выбрали путь наших родителей? Готовились к браку по расчету? Но какой в этом смысл, если мы оба из обеспеченных семей?

Я вошла в ванную и, взяв зубную щетку, посмотрела на свое отражение в зеркале. Темные круги под глазами… Выдавливая пасту на щетку, я на секунду отвела взгляд от зеркальной поверхности. И посмотрев в него снова, я увидела… Касси. Она пристально глядела на меня, а под ее глазами были такие же темные круги.

Задохнувшись, я отпрянула. Черные пятна под глазами Касси превращались в черные потоки, заливавшие щеки, будто кто-то облил ее безупречное лицо чернилами. Я не могла отвести от нее глаз, а когда она открыла рот в беззвучном крике, волосы у меня встали дыбом.

Не может быть. Этого не может быть! Крепко зажмурив глаза, я сосчитала до десяти, затем снова открыла глаза. Отражение в зеркале было моим собственным. Тяжело дыша, я оперлась на раковину и подставила голову под струю воды. Меня мутило, стены ванной качались. Постояв немного, я справилась с дурнотой, потом швырнула зубную щетку в раковину и вышла из ванной. Дрожа всем телом, я стащила с кровати покрывало и стала забираться на нее, когда вдруг увидела краешек желтого листа, лежащего под музыкальной шкатулкой на ночном столике.

Сердце буквально совершило кувырок — я села на кровать и приподняла шкатулку. Треугольник из желтой бумаги! У меня возникло непреодолимое желание засунуть его обратно под шкатулку и забыть о нем навсегда.

Но вместо этого, затаив дыхание, я взяла треугольник, онемевшими непослушными пальцами развернула и прочла написанную детским почерком строчку.

Не дай ему догадаться о том, что ты кое-то вспомнила.

Кто не должен был догадаться? Почти всю ночь этот вопрос не давал мне сомкнуть глаз, несмотря на крайнее утомление и огромную усталость. Но был еще один, более трудный вопрос — кто оставил эту записку и зачем?

Наконец наступило утро. Я с трудом вылезла из постели и приняла душ. Поездка до школы с Карсоном и Скоттом прошла в молчании, но я была уверена, что мое спокойствие — это ненадолго.

И не ошиблась.

Стоило мне переступить порог школы, словно по команде, вокруг меня начались разговоры — я опять оказалась в центре внимания. Новость о ДТП, в которое я попала, и последующие события, произошедшие во время поминок в «амбаре» Дела, стали известны даже тем, кому по большому счету было совершенно все равно. Все, казалось, знали о черном человеке на заднем сиденье, которого никак не могло там быть.

Направляясь к своему шкафчику, я заметила в конце коридора Дела. Он выглядел так, словно участвовал в поединке с профессиональным боксером и потерпел поражение.

Его левый глаз заплыл, а вокруг красовался пурпурно-голубой синяк, по виду весьма болезненный. Множество любопытных взоров было направлено и на него.

Опустив голову, я быстро вынула из шкафчика нужные книги и поспешила в противоположном направлении.

Но не тут-то было.

— Сэмми, — раздался голос Дела почти за моей спиной.

С колотившимся сердцем я продолжала идти вперед. Только бы он не устроил сцену. У людей и так тысяча причин говорить обо мне.

— Черт возьми, — проворчал он, догнав меня на лестничной площадке, и, схватив за руку, остановил. — Ты что, не хочешь меня замечать?