В тот же день по поручению судового комитета приступили к изготовлению специальных табличек “регламентирующих, где можно курить и где нельзя”.*779 22 июля судовой комитет “Полтавы”, рассмотрев вопрос о “порче паровых труб, загрязнении умывальников и писсуаров”, постановил налагать на нарушителей дисциплинарное взыскание, назначая их на внеочередные работы. Делегаты запретили мыть в умывальниках швабры и баки, бросать туда окурки.*780 Комитеты дредноутов начали борьбу с пьянством. При рассмотрении мер, которые надлежало принять, учитывались наличие отягчающих обстоятельств, а также условия, в которых задерживался виновный. В июле — августе комитетам пришлось рассматривать и несколько дел о воровстве, чего до этого практически не наблюдалось. 24 июля на “Петропавловске” были арестованы матросы С.П. Шакура, Д.И. Федоров и И.Н Гаврилов. Обвинялись они в краже дамского ридикюля с деньгами в кафе госпожи Острей, принадлежавшего хозяйке. Во время обхода они, самовольно зайдя в кафе, улучили момент, когда госпожа Острем наклонилась за чем-то, схватили сумочку и скрылись.*781 Ситуация была настолько необычной, что члены судового комитета не вынесли определённого решения о характере наказания. Обвиняемые были отправлены в секцию Охраны Гельсингфорсского совета. 26 июля их дело рассматривал незадолго до этого возобновивший свою работу военно- морской суд. Шакуру и Федорова приговорили к 1 году и 8 месяцам арестантских работ.

Гаврилов был оправдан.

Правда, и первые двое тоже были освобождены по амнистии от 17 марта 1917 г.*782

3 августа из-за участившихся краж “полтавцы” ввели запрет на вынос с кораблей любых вещей. Разрешение на уход можно было получить лишь в том случае, если желающий мог доказать, что данное имущество является его собственностью.*783 Такая практика принесла свои плоды. 16 августа в том же суде рассматривалось дело кочегара с “Полтавы” А. Попсуева, а 11-го — матроса “Гангута” А. Умрихина. Оба обвинялись в очень схожих поступках: в кражах на своих кораблях обуви у сослуживцев. Попсуев украл у матроса I статьи Н. Лаптева ботинки, Умрихин — у сигнальщика Машкова — сапоги. Наказание им было установлено одинаковое: 6 месяцев тюремного заключения и оба они, как и в предыдущем случае, были сразу же амнистированы. Правда, судовые комитеты тут же послали в ИК Гельсингфорсского Совета ходатайства о списании их с кораблей. Исполком просьбы, поддержанные командирами, удовлетворил.*784

Увеличилось количество дел о кражах на кораблях бригады продовольствия. 17 сентября были смещены с должности самоварщиков матросы “Севастополя” И. Ченцов и И. Чистоплюев. Основная причина — неоднократные хищения чая.*785 22-го комитет разбирал дело матроса П. Барановского, выдававшего из кладовой сахар члену комитета I созыва и депутату Гельсингфорсского Совета А. Барову. В результате Барановский был отстранен от должности кладовщика и посажен в карцер, а Баров — заплатил штраф.*786 В тот же день комитет арестовал артельщиков 2-й и 3-й роты Белякова и Королева за воровство во время угольной погрузки куска мяса.*787 Аналогичная история произошла и на “Полтаве”, где корабельный кок Ванеев попал в секцию Охраны народной свободы Гельсингфорсского Совета за кражу партии картофеля.*788

Однако экипажи иногда не доводили кражи до разбирательств в судовых комитетах, предпочитая наказывать вора самостоятельно. Возможно, что они считали меры наказания, применявшиеся к данной категории преступлений, недостаточными по сравнению с дореволюционными. Зафиксирован случай, когда над вором был устроен самосуд. 29 августа к старшему врачу ‘Гангута” С.В. Гуткевичу явился за помощью избитый кочегар В. Румянцев. В результате проведённого затем разбирательства выяснилось, что он пытался продать украденный у матроса Сулитина бушлат. Так как его давно подозревали, он был схвачен, избит и доставлен к члену судового комитета С. Андрееву. В ходе допроса В. Румянцев сознался, что эта кража у него пятая.*789

Линейный корабль “Полтава” на Гельсингфорском рейде

Важной проблемой для комитетов была борьба с “нетчиками”. Этому вопросу посвящались два заседания севастопольских делегатов, 19 и 21 августа. При рассмотрении мер, которые надлежало к ним принять, учитывались количество опозданий, наличие отягчающих обстоятельств. Так, матросам А. Морозову и П. Титову за отсутствие на борту в положенный срок в первый раз было увеличено на 6 суток число вахт в кочегарке, а Морозов за продажу подметок “заработал” порицание и лишился на 10 дней увольнения в город. Матросы Ф. Стулов и И. Филатов, как попавшиеся вторично, остались без берега на 20 дней и заплатили штраф — по 20 финских марок каждый. Такие же меры наказания члены комитета назначили и матросам Козлову и Киктенко. Матроса же Мылова “за неоднократное опоздание и побег с корабля с 15 мая по 21 июня” постановили арестовать и отправить в секцию Охраны народной свободы.*790 Однако делегаты не всегда были беспристрастны. 26 июля в судовой комитет поступила жалоба командира корабля капитана I ранга В.П. Вилькена на отсутствие в срок на борту членов комитета машиниста I статьи Э.А. Берга и матроса I статьи А. Агапова. И что же? Большинством голосов судовая организация “Севастополя” приняла резолюцию о том, что “произошло досадное недоразумение” и оставила поступок абсолютно безнаказанным.*791

Осенью участилось наложение денежных штрафов. Так, комендор. А Завьялов с линейного корабля “Севастополь” за долги лишался оклада на 2 месяца. Комендор В. Кузнецов с того же корабля за опоздание из отпуска на 40 суток остался без жалования на 3 месяца, а гальванер А. Семенчук за опоздание на 15 суток — на 2 месяца.*792

Однако в этот период команды получили возможность влиять на постановления о наказаниях. Согласно данным вахтенных журналов и протоколам заседаний комитетов с 29 июня раз в две недели на линкорах для “обсуждения общеполитических вопросов и текущих дел” проводились общие собрания.*793 Вероятно, тем самым делегаты желали сохранить доверие экипажа. Но одновременно они в несколько утратили возможность правового поддержания порядка, поскольку общее собрание команды могло и не утвердить приговор. Так случилось 17 октября на “Севастополе”, когда матросы отказались признать вину кочегара Г. Касперовича, необоснованно обвинившего комендора И. Шнырика и мичмана В. Саковича в возгорании угля. Дело отправилось повторно в судовой комитет для пересмотра.*794

Из бытовых вопросов основным по-прежнему являлось обеспечение питания. Еще в июле комитеты начали рассылать в различные губернии своих представителей, главной задачей которых было заключение договоров на поставку хлеба на дредноуты. Иногда для этих целей использовались матросы, посылавшиеся в качестве агитаторов. Так, 11 августа, судовой комитет “Петропавловска” поручил члену Всероссийского Крестьянского союза М. Самсонову, направленному в Рязанскую губернию, собрать сведения о ценах на мясо, рыбу, молоко, картофель. Их отсутствие ощущалось в Гельсингфорсе очень остро.*795 1 9 августа, по поручению депутатов “Полтавы”, согласно протоколу заседания, в разные города с этой же целью поехали 4 чел.*796 С “Севастополя” в Воронежскую губернию 20 августа отправился матрос И.Ф. Лазуткин. Там он сумел закупить партию картофеля по 5 руб. за пуд и затем поехал в другие места, чтобы выяснить, где что можно купить дешевле.*797 Еще один матрос с “Петропавловска”, П. Кожин, отправился по поручению своего комитета на Северную Двину и в Вологду с целью покупки дешевой рыбы для кораблей бригады.*798 Комитет “Петропавловска” при этом поручил ему изучать возможности размещения продовольственных заказов в близлежащих губерниях.*799 О важности проблемы свидетельствовало заседание от 28 августа на линейном корабле “Севастополь”.