побочный эффект, вызванный употреблением продукции Фармацевта, — он спрятал лекарство в карман и еще раз судорожно сглотнул. — Черт… все, теперь вроде бы проскочила… Может, после второй таблетки голова перестанет болеть…

Прикрыв глаза, Алексей помассировал виски пальцами. Лицо его налилось кровью и стало выглядеть еще более истомленным.

— Со мной так же было… Со всеми так. Остяки говорят, что во время путешествий в другие миры человек расходует много энергии. Необходимо время для восстановления сил, — он замолчал, продолжая смотреть на меня.

— А еще сейчас над нами нет потолка и всех верхних этажей здания, — признался я. — Я вижу звезды и летящие самолеты.

— Бывает, — без тени иронии, совершенно серьезно сказал Алексей и задумчиво погладил пальцами сморщенный лоб. — Ты, наверное, пока еще не совсем вернулся. Тебя долго не было, я днем тоже здесь был.

— Что значит долго? — я пытался сообразить, о чем идет речь.

— Ты когда горошины проглотил?

— Вчера, — я не мог взять в толк, что он имеет ввиду.

— Вчера — это какого числа?

— Девятого…

— Значит, тебя не было больше суток, — заявил Алексей.

В первую минуту я не поверил ему и принялся искать глазами по комнате свой «Восток», чтобы уточнить дату.

— Сейчас почти два часа ночи. С десятого на одиннадцатое августа, — сообщил он мне, сверившись с массивным хронометром на правом запястье.

— А я полагал, что прошло меньше времени… — вырвалось у меня с изумлением. Я обнаружил свои часы надетыми на руке и теперь в растерянности смотрел на них.

Он ничего не ответил.

— Ты пришел в два часа ночи, чтобы узнать о моих переживаниях во время транса? — попробовал пошутить я, прерывая неудобную паузу. — Как ты вошел, дверь ведь была заперта? Ах, ну да… глупый вопрос… Я же снимаю квартиру у твоей тетки…

Он смерил меня долгим угрюмым взором и терпеливо дождался, когда я перестану ерничать и замолчу.

— Меня не интересуют твои переживания в другом мире, — мрачно произнес Алексей, тоном давая понять, что настроен он крайне серьезно. — Меня интересуют твои дела и их мотивы здесь, в Ханты-Мансийске.

Он сменил позу — расставил ноги по сторонам, сцепил кисти в замок и, упершись локтями в колени, подался ко мне. Из-за ворота его серой рубашки выскользнула тонкая золотая цепочка с нанизанным на нее женским обручальным кольцом — узким, с тисненой поверхностью.

— Что ты не тот, за кого себя выдаешь, я понял сразу. После первого часа знакомства с тобой. Кто ты на самом деле, я так и не знаю, и это обстоятельство меня очень тревожит, — Алексей уперся в меня глазами, стал говорить с хрипотцой и с еще большим усилием. — Думаю, сам ты не скажешь, для чего заявился в Ханты. Может, по пустячку, а может, и нет… Но вот Фармацевт считает, что ты прибыл за ним, по его душу. Он сейчас нешуточно конфликтует с людьми в столице. Его оборот в последнее время значительно вырос, и Фармацевт стал там кое-кому неудобен. А эти люди серьезные, если делают — то до конца. Вот он и полагает, что москвичи хотят его кончить, и что твой приезд сюда связан именно с ним… Поэтому, Другой, Фармацевт желает, чтобы я с тобой разобрался.

Он умолк, продолжая глядеть на меня. Я смотрел на его кольцо, не мигая, и с безразличием ждал, что будет дальше.

— Я проверил тебя по паспортным данным, — продолжил он вновь, — по тем, что ты предоставил Ольге при заселении. И думаю, ты прибыл в Ханты не из-за нашего парня. У Фармацевта, скорее всего, очередное параноидальное обострение. Но суть дела от этого не меняется. Я ведь по-прежнему не знаю, зачем ты здесь, а я привык держать ситуацию в городе под контролем.

Наступила очередная тяжелая минута молчания. Алексей выпрямился, расцепил руки, пошуршал в кармане таблетками, но на этот раз упаковку не вынул. Он опять сомкнул кисти и с силой сжал пальцы, так, что косточки побелели. Лицо его при этом не изменилось.

— В общем, так. Я решил сначала поговорить с тобой. Не знаю почему, но ты мне симпатичен, — сказал он и в раздумье пожал плечами. — Поэтому предупреждаю прямо — с завтрашнего утра в твоем распоряжении будут сутки, чтобы уехать из города. Больше не дам.

Я наклонился и, ухватившись за край паласа, с большим трудом натянул его на себя. Из жара меня бросило в холод и начало бешено лихорадить.

— Если я тебе заплачу, ты отвезешь меня в аэропорт? — спросил я, кутая замерзшие ноги. — Боюсь, у самого меня не хватит сил добраться туда.

— Мне твои деньги не нужны. Ты только исчезни…

Мне показалось, что после моих слов накал в его взгляде ослаб.

— Хорошо, — кивнул я.

Алексей посмотрел мне в лицо долгим пытливым взглядом, затем встал и вышел из комнаты. Я снова услышал приглушенный шум в кухне.

Вскоре он возвратился, неся металлический термос в руке. Он подошел ко мне, свернул с термоса крышку, присел и принялся лить в нее темную, парящую жидкость. Сразу же сильно и густо запахло красным вином, корицей и еще чем-то пряным.

— Это глинтвейн, — сказал Алексей. — Поможет уснуть и вернуть силы.

Он наполнил доверху крышку и, осторожно удерживая ее за кромку пальцами, протянул мне. Я взял вино и с опаской покосился на термос.

— Не бойся, пей смело. Если бы я хотел сделать то, о чем ты сейчас подумал, сделал бы это иначе. В тебе жизни на половину, — без улыбки произнес он. — Поспи, наберись силенок и… — он задержался на полуслове и вплотную придвинул ко мне лицо, — …и позвони моей тетке в течение суток, чтобы я приехал и отвез тебя в аэропорт.

Несколько успокоенный его доводом, я поднес к губам чашку и отхлебнул. Вино оказалось слегка переслащенным, но с приятным праздничным вкусом. Алексей опустил термос на пол, выпрямился и направился к выходу. На пороге комнаты он вдруг обернулся, немного помедлил и с интересом спросил:

— Все-таки, что ты там видел?

— Где? — спросил я и подул в чашку.

— Там, где был больше суток…

Я поднял лицо и взглянул на Алексея усталым взглядом.

— Я видел там смерть, — негромко ответил я. — И еще… там был еще кто-то… Этот кто-то хотел купить меня, словно щенка на рынке.

Алексей помолчал, раздумывая над моими словами.

— И какая она? — проговорил он. — Смерть?

— Она?.. — я продолжал смотреть на него и припомнил слова лонга. — Она похожа на опадающие лепестки сакуры.

— Наверно, красиво, — сказал он. — Только это не так… Смерть — она другая. Я ее видел. Она бывает разной, но не такой романтичной, какой описал ее ты, — он прикоснулся кончиками пальцев к виску. —