Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Па! – послышалось возмущённое, только что ногой не топнула.
– Я внимательно тебя слушаю, – одним движением он поставил дочку перед собой, удерживая взглядом возмущённый блеск глаз. – Слушаю.
– Машка мне татуировку чёрной хной нарисовала.
Маша – соседская девочка, ровесница сестричек, неизменная подружка не только в пригороде, но и в городе.
– На всю спину?
– На всю!
– Отлично. Маша сама нарисовала? Хну где взяла?
– В интернет-магазине купила.
– О возможной аллергической реакции ни одна из вас не подумала? О качестве так называемой «хны»?
– Какой же ты зануда, папа!
– Папа не зануда, мы заботимся о вашем с Лисой здоровье, – вступилась за мужа Лера.
Вообще-то, причин для паники она не видела. Хна для мехенди не вызывает раздражения, тем более, Лина не страдала от аллергии, но в сомнительном магазине могли подсунуть токсичный краситель вместо натуральной хны.
– Может, вам пора начать заботится о своём ребёнке? – с горячностью выпалила Лина, сверля непонятливого отца взглядом. Что может случиться от рисунка на спине? Не маркером же рисовать, как малышня.
– Ты и есть ребёнок, – одёрнул дочку Игорь.
– Своём собственном ребёнке! Родите себе ребёночка и заботьтесь о нём, сколько влезет! А мы с Лисой не дети! Лиса?! – рассерженная Лина призвала на помощь сестру, требуя активного участия в защите угнетаемого населения. – Лиса?!
– Я бы хотела брата, – деликатно ушла от ответа Лиса. – Но о таких вещах не спрашивают и не говорят. Это личное дело пары… – она покосилась на папу, кинула недоверчивый взгляд на сестру и поспешила отойти в сторону, подальше от эпицентра надвигающегося конфликта.
Лина поспешила за сестрой, размахивая на ходу руками, пиная в раздражении песок. Возмущению девочки не было предела. Она их свободу и гражданские права отстаивает, а сестричка деликатничает. Где это видано?! Где это слыхано?! Как это называется?! И когда закончится?!
Игорь замедлил шаг, давая дочкам скрыться за калиткой дома.
– Что ты об этом думаешь? – спросил он тихо.
Лера поняла, о чём спрашивает муж. Ребёнок… Совместный ребёнок. Игорь никогда не настаивал, но и не возражал, а вот Лера первые годы не хотела слышать о совместных детях. Не чувствовала в себе потребности становиться матерью. К Лине и Лисе она относилась с искренней любовью и привязанностью, но воспринимала их как младших сестёр, а не как собственных дочерей, и они смотрели на Леру, как на старшую подругу.
В последний год что-то изменилось… Видимо, время пришло.
Лера всё чаще задумывалась о рождении ребёнка, вспоминала про свой возраст, возраст мужа. Поглядывала на детские площадки со снующими малышами, на коляски, то и дело натыкалась на беременных на улице, ловя себя на мысли, что хочет так же: неспешно идти, переваливаясь как уточка, катить впереди себя коляску, проводить часы на игровой площадке. Выбирать кроватку, балдахин к ней и развивающие игрушки для младенцев.
Что дети – не пластиковые пупсы в праздничных одёжках, она отлично понимала, как и то, что вряд ли сможет уделять всё своё время ребёнку. Работу в фонде она надолго оставить не сможет, домохозяйка из неё не выйдет. Но желание становилось навязчивым, приобретая почти осязаемые черты.
После нового года Лера поговорила с Игорем. Вместе они сходили на консультацию к специалисту, который не нашёл никаких причин откладывать беременность, раз уж пара созрела. Они были полностью здоровы и готовы к продолжению рода «хоть завтра». Лера покончила с контрацепцией, но всё как-то не решалась на ответственный шаг, а Игорь ждал её осознанного желания, полной готовности. Пока же они пользовались старым, добрым, раздражающим обоих латексом.
– Думаю, стоит попробовать, – она прикусила губу и вдруг заробела, как девчонка перед первым поцелуем.
– Я люблю тебя, – просто сказал Игорь. – Всё получится, обещаю тебе.
Дом встретил суматохой, накрытым столом в беседке, запахом шашлыка и овощей на гриле, от которых потянуло под ложечкой, закружилась голова. Валерий Анатольевич снимал по одному большому шампуру с увесистыми кусками мяса и передавал Валентине, та несла добычу, как стяг, и укладывала на большое керамическое блюдо в центре стола. Лидия Максимовна расставляла последние приборы, а девочки, забыв разногласия, носились из кухни в беседку и обратно, принося тарелки с закусками, зеленью, салатами.
За ужином желали хорошего отдыха Игорю с Лерой, лёгкого полёта и много впечатлений. Мексика – не ближний свет. Чете Алёшиных захотелось новых впечатлений, решение «изменить» юго-восточной Азии и европейским горнолыжным курортам пришло одновременно, выбор пал на страну ацтеков и загадочного племени майя.
Потом дружно планировали совместный отдых в последнюю неделю августа на побережье. Дом детства Леры отец оставил в качестве общей семейной базы отдыха. Валерий, как обычно, ратовал за поход в горы, Валентина истово соглашалась, Лидия Максимовна скептически молчала, вспоминая свою единственную ночёвку у Фишта, а девчонки выражали энтузиазм и активно строили планы.
Может быть, приедет Сюзанна – она так и жила в Женеве, посвятив свою жизнь непутёвой племяннице. Раз в год женщина выбиралась в Россию и, с разрешения Игоря и под его же присмотром, общалась с девочками, которые радовались встрече с родственницей, несмотря на то, что были в курсе истории своего появления на свет. С Алёной не общался никто, кроме Лисы. Время от времени они разговаривали по телефону, Игорь не запрещал, а Лера не смела возражать, да и психологи в один голос говорили о вреде строгого запрета. Для Лины женщины, родившей её на свет, не существовало.
– Как раз у Петухова сын родится, – засмеялся бывший начальник Родиона.
– Девочку же обещают! – возразила Лера.
– Ничто не мешает ему верить в чудо, – заржал папа.
– Действительно, – Лера фыркнула, предпочтя держать комментарии при себе.
Родион Петухов всё-таки поступил, как честный человек. Под венец Маруся пошла, больше похожая на жизнерадостную гиппопотамиху, чем на невесту. Лера согласилась быть свидетельницей на свадьбе, летала для этого в город детства, провела там не меньше недели, показывая самое основное будущей жительнице: несколько базарчиков, расположение сетевых магазинов, парикмахерские, химчистку, одним словом всё, что только может пригодиться на будущее.
Несчастный Петухов сидел на собственной свадьбе – если не прибегать к нецензурным словосочетаниям – с лицом, выражающим крайнюю степень изумления. Время от времени он почёсывал нос, заглатывал, не морщась, горькую и исправно целовал невесту на каждый вопль: «Горько!». Свекровь вздыхала напоказ, а отец Родиона смотрел хмуро, время от времени постукивая пальцами по столу. Одна Маруся была счастлива и беззаботна.