– Тебе нужна… – Ана беспомощно махнула в сторону полотенца.

Рамсон смотрел на нее, но на его лице ничего не выражалось, а хитрые глаза его, как всегда, оценивали. Он протянул ей полотенце и спокойный голосом сказал:

– Давай.

Ана осторожно присела на край дивана так, чтобы дотянуться до раны, но в то же время находиться как можно дальше от Рамсона. Когда она начала промакивать засохшие пятна крови, мокрое полотенце то и дело норовило выскользнуть из рук.

От него пахло потом и кровью с послевкусием железа. Все это смешивалось с ароматом дорогого одеколона. Как Ана и предполагала, тело Рамсона состояло из натянутых жил и упругих мышц: они были довольно рельефными, что говорило об их силе, но и достаточно сухощавыми, чтобы вывернуться в нужный момент из лап врага. Его кожа была расчерчена белыми полосами шрамов – возможно, полученных в прошлой жизни, которую он упорно скрывал от Аны. А на его груди… она взглянула и вздрогнула: на груди у него был участок бледной изувеченной кожи. Клеймо.

– Ана, – сказал Рамсон, и она виновато посмотрела на него – образ клейма все еще стоял перед мысленным взором. Рамсон смотрел на нее прямо, его глаза в свете лампы казались золотыми.

– Я очень сожалею о том, что случилось с Мэй.

Ана старалась не обращать внимания на завывания нарастающего ветра, не думать о том, что Мэй может быть холодно и одиноко.

– Они остаются с нами, – сказал Рамсон таким мягким голосом, какого Ана никогда за ним не замечала. Он постучал по своей груди: – Здесь. Пока мы не забудем их или то, что они олицетворяли.

Рамсон был прав. Ничто никогда не заполнит горькой пустоты, образовавшейся в результате потери… но Ана выполнит обещания, данные Мэй. И в них Мэй продолжит жить.

Рамсон взял ее руку, и Ана чуть не подскочила от неожиданности.

– Спасибо, – хрипло сказал он. Он забрал у нее полотенце и ополоснул его в воде.

Продолжая с неожиданной нежностью держать ее руку, Рамсон начал промывать рану у нее на плече, оставшуюся от стального лезвия Нуряши. Ана почти дрожала, а в том месте, где его пальцы касались ее кожи, побежали мурашки. Несколько секунд они сидели в тишине, нарушаемой лишь плеском воды. Там, где он смывал кровь, появились холодные, круговые следы от мокрого полотенца. Капельки воды стекали по ее коже, пробегая по теплым следам от его пальцев.

Ана закрыла глаза. Нужно было отвлечься. Что угодно сгодится. Прежде чем она успела все обдумать и осознать, слова уже звучали.

– Ты был охранником или солдатом до… до этого?

Рамсон рассмеялся.

– Шамира и тебя научила видеть прошлое?

– Ты сражаешься, как солдат, – сказала она. – Я видела воинов, прошедших специальное обучение. Как и у них, твои движения выверенные и точные. На руках у тебя мозоли, а на теле шрамы. И не все они от кинжалов – многие длинные и широкие, как от мечей.

Она не собиралась говорить так много, ей просто хотелось собраться с мыслями. Но находясь так близко к нему, все еще ощущая на коже его прикосновения, она почувствовала, что хочет быть более искренней. Вопрос его прошлого уже давно не давал ей покоя. И хотя в их сделке не было условий, принуждающих раскрывать друг перед другом все карты… ей хотелось знать.

Он смотрел на нее, и глаза его характерно блестели, а губы были изогнуты в фирменной усмешке.

– Даю подсказку, – сдался он. – Я не был ни солдатом, ни охранником, так что тут ты не угадала. Однако я учился ведению боя.

Ана нахмурилась. Он был новобранцем в какой-то организованной военной группировке, но, видимо, так и не принял участия в боевых действиях. Он был дезертиром? Или бросил обучение, отыскав более прибыльный способ зарабатывать на жизнь?

– Как ты сюда попал?

Рамсон постучал указательным пальцем по подбородку.

– Дай-ка подумаю. Если я правильно помню, мы приехали в Ново-Минск на лошади, чуть не погибли в Манеже, а потом у меня не было выбора, и я пошел за твоим другом Красным плащом…

– Рамсон, – устало одернула Ана. Зря она ожидала от него прямого ответа.

Но то, что он сказал дальше, удивило ее. Рамсон опустил глаза, прядь волос упала ему на лицо.

– Я связался не с теми людьми.

Ана подалась вперед. В этот момент он выглядел таким ранимым, с опущенными обнаженными плечами и склоненной головой. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него.

Но Ана подавила этот порыв. Вместо этого она с жаром вылила на него слова Шамиры.

– Жизнь не может быть постоянно счастливой и состоять исключительно из чудес. Мы берем то, что нам дают, а потом сражаемся до последнего, чтобы было лучше. Так мне сказала Шамира, и она права, Рамсон.

Рамсон молчал. Потом он медленно выдохнул и поднял на нее удивленные глаза.

– Дворянка.

Ана моргнула.

– Что?

– У тебя была попытка отгадать мое прошлое. Теперь моя очередь, – он склонил голову и игриво улыбнулся. – Дворянка. Ты говоришь на благородном кирилийском наречии нараспев и четко артикулируешь гласные.

Он прищурил глаза, продолжая думать и постукивать пальцем по подбородку.

– Ты очень образованна, иногда мне кажется, что выучила наизусть содержание целой библиотеки. А еще ты ведешь себя, как будто я тебе принадлежу, даешь мне приказы, важничаешь и сыплешь пустые угрозы…

– Они не пустые.

– А как ты задираешь подбородок, когда смотришь на что-то с презрением. Я часто удостаиваюсь такого взгляда.

Рамсон улыбался, и что-то в его глазах заставило ее затаить дыхание, но в то же время она чувствовала себя легко.

– Когда ты напугана, ты поднимаешь голову и расправляешь плечи, как будто приказываешь себе не бояться. Когда ты над чем-то серьезно задумываешься, ты хмуришь брови, совсем немного, вот тут. А иногда, когда ты думаешь, что тебя никто не видит, ты смотришь вдаль отсутствующим грустным взглядом.

Улыбка исчезла с его губ, а теплый огонек в глазах разгорелся еще сильнее, грозясь поглотить ее. Уничтожить ее.

– Когда ты заходишь в комнату, ты грациозна и степенна, как настоящая императрица, и, клянусь, даже боги откладывают свои дела, чтобы взглянуть на тебя в этот момент.

Ана поняла, что забыла, как дышать. Сердце колотилось в грудной клетке, притягиваемое к нему необъяснимой магнетической силой. Все, что она смогла сказать, было:

– Не думаю, что все это обязательно свойственно дворянкам.

– Ну, значит, я встречал не так много дворянок на своем веку, – мягко отозвался Рамсон. – По крайней мере, ни одна из них не была похожа на тебя.

Ее пульс участился, когда он потянулся к ней, чтобы убрать выбившуюся прядь волос за ухо. От его прикосновения по ее телу пронеслась волна тепла. В комнате было слишком жарко, а запах ладана дурманил. Ана перевела взгляд на его руку.