— Что?.. — наконец прошептал Ше Лу.

— Я сказал тебе, господин, что…

— Да, да, я тебя понял. Она на самом деле жива?

— Господин, я не могу быть полностью уверен. Но я не убил ее; не сумели сделать этого ни жрецы, ни солдаты. Она бежала в пустыню, куда не распространяется власть Реки, где бог не способен видеть. Может быть, там Хизи и погибла, хотя, зная ее, я в этом сомневаюсь. Однако ей наверняка грозит опасность. Жрецы знают, что она жива, и не успокоятся, пока не покончат с Хизи. Могут быть и другие… — Голос вампира стал тише, и Ше Лу уловил в нем глубокую искренность. — Господин, бог-Река позволил мне возродиться с единственной целью: найти твою дочь и вернуть, чтобы она смогла выполнить предначертанное тебе и всей твоей семье. Разве ты не видишь, что жрецы искусно управляют тобой? Они разлучают тебя с твоими детьми, убивают или держат в темнице почти всех, в ком есть сила…

— Так случилось с моим братом, — перебил его Ше Лу. — Он был безумен, он разрушил бы весь Нол. Для того чтобы держать таких в темнице, есть веские причины.

— В некоторых случаях. Не сомневаюсь, что обладание силой многих повергает в безумие. Но Хизи избрана Рекой, как и ты, и все же жрецы попытались уничтожить ее. А тебя они убаюкивают своими выдумками.

— Не забывайся, помни, с кем разговариваешь! — Вампир становился слишком уж уверенным в себе, все менее почтительным. Ше Лу напрягся, ожидая нападения, но почему-то не желая ударить первым. Несмотря на всю их дерзость, слова этой твари имели смысл. И бог-Река подготовил его к разговору с Гхэ, послал ему мысли о дочери, теплые воспоминания; к тому же Ше Лу ни на минуту не забывал о своей вечной боли: империя все больше теряет могущество, сила каким-то образом ускользает из рук Ше Лу, власть его не такова, какой должна быть власть императора.

— Прости меня, господин, — извинился вампир, — но я думаю, что так оно и есть. Жрецы уже много веков заняты тем, чтобы тысячей хитрых способов ограничить силу детей Реки. Даже духов императоров они держат в цепях.

— Ты говорил об этом раньше. Что ты имеешь в виду? Гхэ неожиданно начал дрожать, и Ше Лу почувствовал, как сила вампира облекла того теснее, словно кокон; император инстинктивно поднял руки, но удара не последовало, цепкие клешни не протянулись, чтобы вырвать его сердце. Вместо этого Гхэ снова заговорил, но совсем другим голосом. Изменились не только высота и интонации, сам язык стал иным, древним языком предков императора.

— Знай, что это истинно так, Шакунг, мой потомок. Мы заперты в своих гробницах, голодные и обессиленные, пока жрецам не вздумается позабавиться с нами. Тогда они выпускают нас, приказывают говорить, петь, богохульствовать. Мы служим для них библиотекой, театром. Мы для них игрушки, о внук моих внуков.

— Что?.. — заикаясь, выдавил Ше Лу. — Что?..

— Они заточили нас там, в своем храме. Самого Шакунга, первого императора, они держат на цепи, как сторожевого пса!

Ше Лу понимал, что его не разыгрывают: он мог видеть образ говорящего, и это не был вампир. Хотя Ше Лу не мог точно сказать, кто говорит с ним, это был один из его предков. По спине императора побежали мурашки.

— Кто ты? — спросил он.

— Я Ленгната, четвертый взошедший на трон, когда правила династия Нас.

— Так ты утверждаешь, первый император в цепях?

— Я уже говорил. Ты тоже будешь скован, когда умрешь. Лишь немногим удается ускользнуть, и их жрецы преследуют и губят. Мне самому удалось скрыться от них лишь в сердце вампира; теперь я стал его рабом. Но такая судьба лучше, много лучше. Благодаря вампиру я узнал, что у Реки есть план, как победить жрецов, и это хорошо.

— Господин мой предок, я… — Но вампир снова был вампиром.

— Прости меня, повелитель, но я лишь недавно обрел силу. Я учусь управлять ею, однако мое умение все еще несовершенно.

— Ты признаешься мне в своей слабости?

— Не будь я слаб, я не стал бы просить тебя о помощи. Я создан для того, чтобы отправиться в места, которые недоступны для самого бога-Реки, господин, и для силы его истинных детей. Я не могу вместить его силу, как на это способен ты, и не могу стать его воплощением, как может Хизи. Бог-Река даровал мне способность отправиться на поиски Хизи, только и всего. Но чтобы попасть туда, где она находится, мне нужна помощь. Твоя помощь.

— Если все это правда… — Ше Лу поморщился. — Я должен посоветоваться с Ниасом.

Вампир покачал головой.

— Господин, жрецы Ахвена и джики теперь всюду меня ищут. Я убил многих из них и проник в храм. Я узнал их секреты и похитил одного из твоих предков. Я видел Шакунга — Шакунга, героя наших самых священных преданий, — на цепи, как собаку. Я обладаю силой, но жрецы способны меня убить. Если ты не станешь моим союзником, не поможешь мне, все будет потеряно. Все. И решение ты должен принять быстро, сейчас — чтобы действовать этой ночью.

— Почему ты не пришел ко мне раньше?

— Я не знал. Нас, джиков, учили, что император и жрецы — это основа и уток одной ткани. Только став вампиром, я узнал истину.

Ше Лу глубоко вздохнул. Все это было так неожиданно, но если вампир говорит правду, если Хизи жива, если она может вернуть трону настоящую власть и блеск… если даже император в конце концов должен разделить участь Благословенных, участь, которой, как он считал, он избег…

— Чего ты от меня хочешь? Вампир снова опустился на колени.

— Мне нужен быстрый корабль для путешествия вверх по Реке. Конные и пешие воины — столько, сколько ты сможешь дать. Но больше всего мне нужен библиотекарь, который ведает твоими архивами.

— Ган? Этот старик?

— Он знает, где Хизи. Я в этом уверен.

— Откуда это тебе известно?

— Я просто чувствую, господин. Они были очень близки, Ган и твоя дочь. Он помог ей бежать, хотя никто, кроме меня, этого не знает. Ему известно, куда она направилась.

— Что ж, бери его. Ты получишь корабль, тридцать конных и пятьдесят пеших воинов. Этого достаточно?

— Этого достаточно, господин, — ответил вампир, и Ше Лу услышал победные нотки в его голосе.

— Но скажи мне, — спросил Ше Лу, — зачем тебе тащить старика с собой в пустыню? Мы под пыткой можем получить у него нужные сведения или просто прочесть их в его мозгу.

Вампир слабо улыбнулся:

— Я думал об этом. На самом деле я мог бы проглотить его душу и держать при себе, мог бы читать его воспоминания, как книгу. Меня останавливают три вещи: во-первых, он может оказаться достаточно хитер, чтобы этому как-то воспрепятствовать; ты почти наверняка не сумеешь подвергнуть его пытке — он определенно знает какой-то способ убить себя и пойдет на это, чтобы не выдать Хизи. Во-вторых, я думаю, что, оставаясь в живых, он окажется более мудрым. Те, кого я поглотил, потеряли многое из своей сущности, утратили способность мыслить. Они стали всего лишь моей частью. Этот Ган стоит десятерых советников, если удастся привлечь его на свою сторону.