— Ты говорил о трех соображениях.

— Хизи любит его и ненавидит меня. Если Ган будет со мной, она станет доверять нам.

— Но ты сказал, что библиотекарь помог ей бежать. Ты тогда был джиком. Почему же ты рассчитываешь на его доверие?

— Он никогда не знал, кто я на самом деле. Однако у Гана все равно возникнут подозрения, поэтому нужно придумать для него убедительную ложь.

Ше Лу наклонился вперед, забыв на мгновение, что он — император, а человек перед ним — вампир. Назревали какие-то события, что-то, что заставит потомков помнить его царствование. Напасть на Храм Воды он не мог; такие попытки предпринимались в прошлом и кончались лишь ужасным кровопролитием. Но если эта тварь говорит правду, Ше Лу сможет не только освободить Реку — он освободится сам. Конечно, он должен принять меры, чтобы защитить свои интересы; не может же он доверять этому незнакомцу. Тем больше оснований окружить его восемью десятками своих отборных воинов. Это в тысячу раз лучше, чем позволить ему рыскать по дворцу. Удастся ли скрыть все предприятие от жрецов? Может быть. Во дворце, по крайней мере в своей его части, император был всемогущ.

Да. Можно пожертвовать кораблем и людьми. Это все недорого стоит; даже если попытка не удастся, он ничем не рискует. А уж если они добьются успеха…

Ше Лу понимал, что предвкушение великого будущего лишь отчасти было его собственным: большая часть радостного волнения нахлынула от Реки. Бог никогда еще на его памяти не был так силен и так бодр. Некоторые его предшественники-императоры могли радоваться сну Реки, предпочитая править без божественного вмешательства, но Ше Лу не разделял этих чувств. Он снова увидит Нол могущественным. Может быть даже, если все пойдет хорошо, он насладится зрелищем мучительной гибели жрецов. Ше Лу улыбнулся вампиру:

— Пойдем. Скажи мне, что еще тебе нужно.

Тзэм с ревом замахнулся табуретом на одного из вооруженных мечами воинов, и сверкающий острый клинок вонзился в дерево. Меч с резким звоном сломался; тут же звону ответил вопль нападающего, которому подручное оружие Тзэма угодило в грудь. Воин, как и его напарник, растянулся на полу, ловя ртом воздух.

На мгновение воцарилась тишина. Хизи отчаянно пыталась понять, что происходит.

— Принцесса! — прорычал Тзэм, бросая на нее быстрый взгляд, но тут же повернулся к новому противнику, появившемуся в двери. Нгангата с залитым кровью лицом пригнулся в углу, сжимая в каждой руке по метательному топору, похожий на разъяренного, загнанного в угол хищника. На полу лежало трое менгов — двое не двигались, а третий, вцепившись рукой в грудь, с мрачным упорством пытался встать на ноги. Четвертый воин стоял на пороге, а за его спиной Хизи видела еще несколько кочевников. Она узнала двоих: тот, кого только что ударил Тзэм, был Чуузек, угрюмый всадник, которого она встретила накануне; одним из стоящих за спиной нападающего оказался его спутник Мох.

Внутри екта все было перевернуто, только бледный Перкар по-прежнему лежал, погруженный в свой неестественный сон.

— Тзэм, что происходит?

— Предательство, — бросил Нгангата достаточно громко, чтобы его услышали за пределами шатра. — Братец Конь обещал нам гостеприимство, а его родичи вознамерились опозорить его имя.

— Нет чести в том, чтобы приютить чудовищ, — проскрежетал Чуузек, которому удалось подняться на колени. Тзэм подскочил к нему и ударил кулаком в лицо; Чуузек снова растянулся на полу, отплевываясь кровью. Окровавленная повязка на его голове оказалась покрыта свежими алыми пятнами.

В дверь рванулся Мох.

— Чуузек! Перестань! — рявкнул он. Хизи впервые слышала, чтобы молодой человек повысил голос. Чуузек, потянувшийся к ножу на поясе, опустил руку и привалился к стене екта.

Мох сделал еще один шаг, пристально глядя на Хизи.

— В этом нет нужды, — заверил он ее, — нет нужды твоим друзьям умирать.

— Пока что умираем не мы, — прошипел Нгангата. Хизи никогда не видела его таким: обычно полуальва сохранял спокойствие и не замечал оскорблений.

— Я не с тобой говорю, лесовик, — ответил ему Мох.

— Ничего не понимаю, — простонала Хизи и добавила более твердо: — Убирайтесь отсюда. Все вы, убирайтесь.

Мох нахмурился.

— Я предпочел бы решить все иначе. Мой брат действовал поспешно, но из лучших побуждений. Ты должна отправиться с нами.

— Ничего я не должна, — оскалила зубы Хизи. — И ты еще говорил вчера о гостеприимстве! «Мне только жаль, что тогда гостеприимство здешнего клана окажется запятнанным». Красивые слова, но я вижу теперь, из какой дыры они вылетели. Не из твоего рта, это уж точно.

Чуузек снова сердито зашевелился.

— Назад, ты, недомерок, — прорычал Тзэм. — Я тебе шею сломаю.

— Всем нам шеи не переломаешь, — ответил Чуузек.

— Ему и не придется этого делать! — раздался гневный голос снаружи. — С дороги, вы, никчемные пожиратели падали!

Хизи заметила выражение досады, которое он, впрочем, быстро стер, на лице Мха. Он неохотно отступил; вокруг екта раздались крики, потом наступила внезапная тишина. Растолкав плечами кочевников, в дверь вошел Братец Конь и окинул менгов яростным взглядом. Его короткие кривые ноги и щуплое тело ничуть не казались теперь принадлежащими доброму старичку. В каждой его черте, в каждом движении была угроза, волк, которого Хизи раньше разглядела в нем, теперь был заметен, как свеча за бумагой фонаря.

— Вон отсюда, — тихо бросил он Чуузеку. — Убирайся из моего дома и забери с собой эти кучи навоза. — Братец Конь пнул ногой одного из убитых или бесчувственных воинов.

— Вот теперь видно, — протянул Чуузек, — теперь видно, что великий вождь предпочитает своих друзей-чудовищ собственным соплеменникам.

— Я предпочитаю, — сквозь зубы ответил Братец Конь, — не забывать о том, что завещали нам предки-менги — менги, ты, помесь дворняжки и шакала, нагло оскорбляющая наши обычаи. Я обещал этим людям гостеприимство, а ты тайком, как вор, явился, чтобы украсть мою честь. Ты вор! Конокрад!

Это было самое страшное оскорбление, которое один менг мог нанести другому. Нападения и грабеж назывались войной и поэтому были приемлемы, но украсть у того, кто дал тебе кров, с кем ты делил трапезу, было невообразимо ужасным преступлением.

— Должно быть, тебе самому нужна девчонка, старик. Братец Конь отвернулся от Чуузека и оглядел Тзэма, Нгангату, Перкара и Хизи.

— Не причинили ли тебе вреда, дитя? Кто-нибудь из вас пострадал?

— Со мной все в порядке, — ответила Хизи. — Насчет Тзэма и Нгангаты не знаю. Я только что… проснулась.

— Мы не пострадали, — ответил Нгангата. — Серьезный урон не причинен… пока.