– Я о том, что ты уговорила наместника. Или послала ему письмо? Или…

– Скажи мне, глупейший из мужчин, как бы я смогла это сделать? Уговорить этого тучного борова? Я, женщина, которую в вашем глупом мире никто и слушать не станет?! Ты шутишь, должно быть…

Масуд вынужден был согласиться с ней.

– Но что же за чудо тогда случилось?

– Поистине, это мне неведомо. Я знаю лишь, что Наджа вернулся вчера с базара усталый и злой, почти как ты. Он ругал пустоту лавок и лавочек, непомерно высокие цены, надменность приказчиков и леность торговцев. Знаю также, что Раут не смогла найти притираний, без которых я не мыслю и дня. А уж что наговорили вчера на базаре эти двое, мне и вовсе неведомо…

«Она! Это все сделала она! Настоящая помощница и… почти умелая лгунья. Моя звезда, моя судьба… Вторая половина меня самого!»

Сердце Масуда запело, но вовсе не от того, что он вновь стал купцом, о нет. Дело было в ней, в той, что наслаждалась прохладными объятиями воды всего в шаге от него. Сильная и робкая, несказанно красивая и несказанно хитрая, умная и не всегда умелая… искренняя… свободная.

Да, только сейчас Масуд понял, что судьба к нему все-таки благосклонна, ибо он нашел ту, что всегда остается самой собой. Она пылкая и страстная, потому что этот огонь зажег в ней он, ее муж; она мудра и спокойна, потому что рядом с ним ей не о чем беспокоиться; она терпелива и весела оттого, что его, Масуда, шутки ей смешны, а его глупости ее забавляют… И она, его Джая, столь же свободна с ним, сколь и он свободен с ней.

Масуд, не веря собственным чувствам, осмотрелся и словно впервые увидел небо и землю. День был на редкость ясный и прозрачный, не было дурных предчувствий и несбывшихся желаний. Впервые за годы странствий он, Масуд, мог просто наслаждаться прохладой утра и никуда не торопиться.

А благодарить за это он должен свою прелестную жену. Завтра, возможно, возобладают иные чувства, но сейчас, в этот редкий волшебный миг, он остро ощутил, что жив и свободен, что обрел свой дом и способен наслаждаться простыми радостями жизни и этим великолепным днем.

Он откинулся на подушки и ждал, когда Джая присоединится к нему. Страстное желание охватило его; отчего-то вспомнились оглушительные звуки музыки, которая приветствовала их на свадьбе…

Весело смеясь, Джая вышла из прохладной воды. Подняв с бортика бассейна огромное хлопковое полотенце, она опустилась на колени рядом с Масудом. С трудом сдерживая сжигающее его желание, приподнявшись на локте, он привлек Джаю к себе и припал к ее губам. Язык вместе с пряным вкусом шербета ворвался в ее рот, ясно говоря о его намерении, о сжигавшей его жажде.

– Ты голоден? – прошептала она, задохнувшись.

– Да, но я жажду не пищи.

Нежнейший румянец, заливший ее щеки, подсказал ему, что она испытывает такое же предвкушение наслаждения, что и он. Масуд протянул ей чашу с терпким мандариновым шербетом и дал сделать глоток – затем, чтобы слизать пряную сладость с ее губ. Джая рассмеялась грудным смехом и отодвинулась от него.

– Не будем спешить.

– Будем, любимая. – Он взял ее руку и прижал к своему паху, чтобы она ощутила его возбуждение. – Я хочу тебя.

– Ты будешь обладать мною всегда… всегда, когда будешь этого желать… – Она улыбнулась ему обворожительной улыбкой.

Не отрывая глаз от его лица, она принялась расстегивать кафтан, который Масуд зачем-то надел, потом медленно подняла кверху сорочку.

«Она вольна делать со мной все, что захочет. Ей одной на свете дозволено все. И, думаю, она прекрасно знает об этом», – думал Масуд, наслаждаясь тем, как прохладные пальчики Джаи поглаживают его обнаженную грудь. Это соблазнение… Она соблазняет его! Он не хотел портить удовольствие ни ей, ни себе. Хотел только одного – наслаждаться необыкновенными ощущениями. Масуд закрыл глаза.

Тонкими пальцами Джая изучала его тело, свободно и с любопытством, словно котенок. Она как бы заново открывала ощущение его кожи, сильные мускулы у него на груди, твердость его мужских сосков, плоский упругий живот.

Пальцы Джаи чуть заметно задрожали, когда она дошла до шнурка завязки на шароварах, выдавая тщательно скрываемое волнение. И вот уже обнажился пушок в нижней части его живота… его увеличившаяся, окрепшая плоть… От зрелища мужского начала у нее захватило дух. Решившись, Джая смело спустила шелк ниже и припала губами к освободившемуся от гнета одежд телу. У Масуда вырвался хриплый, резко оборвавшийся стон удовольствия, когда Джая сжала в ладонях его восставшую плоть.

Следуя своим порывам, не задумываясь, хорошо это или плохо, она ласкала ее, дразнила и возбуждала, подвергая мужа сладостной пытке; поглаживала и сжимала жезл любви, нежно теребила пальцами, пока Масуду не показалось, что он вот-вот взорвется.

– Джая… – Он нетерпеливо сжал ее руки, пытаясь остановить, предотвратить преждевременное освобождение.

Она осторожно освободилась от его рук и отвела их.

– Нет, – пробормотала она упрямо. – Ты всегда делаешь это со мной. Я хочу доставить тебе такое же наслаждение.

Джая устроилась поудобнее и склонилась над ним. Губы ее прикоснулись к твердой плоти, нежно целуя и наслаждаясь сладостью этих поцелуев. Масуд лежал, не шевелясь, его тело напряглось до предела.

Осмелев, Джая высунула язык и принялась ласкать его плоть языком. Она целовала ее и раньше, но никогда не заходила так далеко, желая доставить мужу наслаждение. Когда же он шумно втянул воздух, Джая решила пойти еще дальше, в мир запретных страстей и неведомых чувств, повинуясь только своему женскому чутью, ведомая любовью и страстью, пусть еще не очень умело.

Масуд по-прежнему лежал неподвижно. Он боялся пошевелиться, только руки его непроизвольно опустились ей на голову, подсказывая, что делать. Легкими поцелуями, нежными движениями языка по разгоряченной шелковистой коже Джая доставляла ему неземное блаженство. Она и сама наслаждалась ответом его тела и своей властью над ним. Действовала смело, не стыдясь, и Масуд, куда более искусный в усладах любви, отдался ей во власть.

А потом Джая сжала губами его разгоряченную плоть. Она услышала хриплый стон, вырвавшийся у него, и сама едва не закричала от радости. Она почувствовала себя всесильной в своей женственности и сначала осторожно, потом все увереннее, дразня и возбуждая, повела Масуда по сладостному пути от страстного желания до исступления, как много раз проделывал с ней он.

Масуд зажмурился и застонал. Когда она, мгновение спустя, подняла голову, пытаясь заглянуть ему в лицо, то увидела в нем одну страсть.

– Ты засыпаешь? – спросила она чуть севшим голосом, в котором явно слышался смех, прекрасно зная, что ему сейчас не до сна, что он возбужден настолько, насколько вообще может быть возбужден мужчина.

– О нет, моя прекрасная греза, – почти прохрипел Масуд. Он испытывал величайшее из наслаждений, купался в чувственной роскоши ее обожания, в этой сладостно-огненной пытке, в которую превратились ее ласки. Он ощущал ее каждым нервом, каждым мускулом, чувства его сказочно обострились.