— Вот и отлично, Глафира! Видишь, все теплее и теплее становится. А это точно насчет Валентины?

— Ступниковой. Да, точно, тем более что ее подруга, Софья Ненарокова, сама открыла дверь посыльному, вернее, представительному мужчине лет сорока, который представился Гурьевым Дмитрием Петровичем.

— Глаша, что-то не так? У тебя очень странный вид. Что случилось с этой Валентиной?

— Дело в том, что она — слепая! И когда Софья дала знать об этом Гурьеву, тот вызвался сам, лично сопроводить Валентину на место проведения свадьбы, — объяснила Глаша.

— А как отнеслась к этому сама Валентина?

— Сначала, по словам Ненароковой, Валентина забеспокоилась. Когда в дверь позвонили, она подумала, что это чиновники из жилконторы пришли ее выселять. Дело в том, что она много задолжала по квартплате и боялась остаться на улице.

— Постой. Ты мне скажи главное. Кем ей приходится Анна Ледникова — невеста? Или Малинников — жених?

— Софья так поняла, что Анна Ледникова — сослуживица Валентины, педагог.

— И что? Она не вернулась со свадьбы?

— Нет, — сказала Глаша.

— Так, подожди. Список довольно большой, а ты назвала мне лишь некоторых пропавших, о которых тебе удалось собрать информацию.

— Да. Я рассказала тебе о Вере Нечаевой, Борисе Трубникове, Алисе Петровских и Валентине Ступниковой.

— Но ты проделала колоссальную работу! — Лиза была искренне восхищена работой Глафиры.

— Остались Кира Одина, сестры-близняшки, Катя и Полина Гудковы, Дина Андреева и… сама Анна Ледникова.

— Ба… — покачала головой Лиза. — Какое дело-то интересное! Свадьба… Исчезновение людей. Но Борис-то Трубников! Думаешь, и его тоже пригласили на свадьбу?

— Завтра я начну с Малинникова, свяжусь с Мирошкиным, думаю, он мне поможет.

— Хорошо. А мне что делать? — улыбнулась Лиза. — Ты так занята, знаешь, что тебе делать….

— Тогда командуй ты. Распределяй дела! Но в Чардым, я думаю, мы все же поедем вместе. Хотя непонятно, что мы там будем делать глубокой зимой. Разве что пойдем до острова по льду?

— Мы найдем проводника, который покажет нам безопасную протоку. Если, конечно, там, на острове, действительно кто-то слышал о свадьбе. Подожди… А Виталий Малинников? Что с ним? И кто он такой, вообще? Мне кажется, я уже слышала где-то эту фамилию…

Глаша смотрела на Лизу немигающими глазами, словно выжидала, когда же та вспомнит, где и при каких обстоятельствах она уже слышала это имя.

— Ну? Вспомнила? — поторопила ее Глаша.

— Нет…

— Братья Уваровы! Мы отмазали их от одного убийства, но незадолго до этого, как раз осенью, на них повесили убийство крупного бизнесмена…

— Виталия Малинникова! Ну, точно! Только, как мне помнится, реального уголовного дела не было. Тела-то Малинникова не нашли, только его вещи, все в крови… Глаша, надо срочно звонить Мирошкину!

— Уже ночь, Лиза. К тому же я смертельно устала.

— Да, Глаша, что это я? Извини. Я и сама сегодня устала, хотя, признаюсь, после последнего процесса мне удалось поспать. Думаю, три часа я продремала, это точно.

— А меня Адам ждет, — напомнила Глаша.

— Он тебя всегда ждет. Хорошо, Глафира, иди домой.

— А ты?

— И я тоже. Вот только с бумагами разберусь. У меня появились новые дела. Правда, ничего интересного.

— Ты хотя бы поела?

— Только кофе пила. С печеньем.

— А хочешь, поедем к нам? Адам звонил, сказал, что он приготовил отбивные и салат. Ну же, соглашайся!

— Отбивные, говоришь? Звучит интригующе… Но все же не так, как тот список, связанный с исчезновением Веры Нечаевой.

— Лиза, ты что, с ума сошла? При чем тут список? Отключись ты, бога ради, от работы! Так недолго и с ума сойти! — испугалась за подругу Глафира.

— При чем тут список? Это азарт, Глашенька. Как ты не понимаешь? И со списком тоже хочется поработать.

— Это на ночь-то глядя?

— …и отбивную в исполнении Адама попробовать. Да и просто — посидеть в вашей теплой, душевной компании. Может, и мне выйти замуж?

— Но такого, как Адам, ты никогда не найдешь! Если ты когда-нибудь и соберешься замуж, так это будет далеко не простой мужчина. Какой-нибудь миллионер или в лучшем случае адвокат.

И тут они посмотрели друг на друга, словно пытаясь нащупать нечто, что ассоциировалось у каждой с этим понятием.

— Гурьев! — вдруг выдохнули они почти одновременно.

— Дима Гурьев. Как я сразу не поняла, о ком идет речь? — Лиза наморщила лоб.

— Так он же не простой адвокат. Насколько мне известно, Гурьев вообще защищал интересы первых лиц области, а потом он вроде бы уехал за границу. Не то в Англию, не то в Швейцарию. Он выиграл какой-то гранд… Словом, в Саратове ему стало тесновато. Он — птица большого полета!

— И эта птица залетела в квартиру простой женщины?

— Причем слепой, и это он, лично (!), принес ей приглашение на свадьбу Малинникова и Ледниковой, пообещав доставить ее на место свадьбы. То есть в Чардым!

— Нет, это не мог быть он. Это просто невероятно! Конечно, его могли нанять, но не для такого простого дела. Даже Малинников с его деньгами не уговорил бы его заняться приглашениями. Чтобы заставить Гурьева разносить открытки по городу и сопровождать бедных женщин… Ведь он, судя по всему, появлялся и на пороге халинской квартиры, чтобы передать конверт с приглашением Вере Нечаевой… Нет, такое невозможно, это однофамилец. И точка.

— Лиза, ты знакома с ним лично?

— Да. Пересекались как-то. Но с ним трудно общаться. Он какой-то закрытый.

— Как ты?

— Глаша, я — нормальный человек, со мной можно договориться. К тому же я, если мне это интересно, веду дела и простых людей, и даже, бывает, бесплатно. Вот, к примеру, мы с тобой взялись за безнадежное на первый взгляд дело Веры Нечаевой. Разве оно сулило нам хороший гонорар?

— Не знаю. Во всяком случае, Наумов отнюдь не выглядит нищим.

— Глаша, не придирайся к моим словам. Все равно Гурьев бы не взялся за это странное дело. Тем более что мы, адвокаты, такими вещами, то есть поиском людей, не занимаемся.

— Но ты же взялась!

— Сама не знаю, как меня угораздило. Но мы же говорим о Гурьеве. Знаешь что, Глаша? Ты права. Если бы я когда-нибудь и вышла замуж, так только за Гурьева!

— У вас был роман?

— Мы только посмотрели друг на друга, и мне сразу стало все ясно. В такого мужчину невозможно не влюбиться. — Лиза оживилась, даже поднялась из-за стола и принялась ходить по комнате. — Во-первых, он некрасив.