К: Дорогая! Слышишь меня?

Я: Зачем ты мне звонишь, дай угадаю?

К: Срочно прилетай!

Я: Что случилось?

К: Не могу об этом говорить. Это ужасно.

Я: Говори!

К: Если не приедешь, то вечером можешь узнать координаты кладбища, где я буду похоронен.

Я: OК. Вылетаю.

К: Встречаемся в 9 p. m. возле Ватерлоо. Bye.

Все это похоже на какой-то бред. Крис — непонятка в тяжелом объеме, чудо-юдо-страус-птица. Подозреваю, в Лондон он попросил меня прилететь, чтобы подробно рассказать о результатах городского турнира по бейсболу.

Главное, не задавать ему лишних вопросов, все равно в ответ услышу отдельные словосочетания, не заканчивающиеся смысловой развязкой. Крис отвечает на вопросы, только чтобы издавать звуки. Рядом с ним всегда, как в декадентском болоте: ничего не понятно, у каждого гриба по сто сторон и всё не то, чем кажется…

Cтрана вечных дождей и зелени. Еда и запахи со всех концов света. Свобода вкуса. Народное братство. Равенство рас.

В эре постнулевых не осталось места нацизму — психологии рабов и маргиналов. Наконец люди повзрослели…

Теперь англичанином может стать любой человек, даже если он в парандже или исламской тюбетейке. Всегда завидовала людям, размахивающим британскими паспортами со знанием языка на уровне «How are you». Это так трогательно!

Вот он, мост Ватерлоо, и великолепная я, примчавшаяся на встречу с чуть менее великолепным Крисом.

Худосочный бескровный мальчик стоит в беспомощной позе, склонившись над грязной Темзой, в водах которой отражается его желто-пепельное лицо. Удрученный великой печалью, он уныло смотрит на реку, как на большой унитаз, в котором плавают огрызки яблок.

Таким Криса я не видела никогда. Если положить его в гроб, попросить закрыть глаза и не дышать, то никто не сможет отличить его от трупа.

Темная одежда в стиле «привет из-под земли» усугубляет мои опасения. Из заднего кармана джинсов даже выглядывает пачка сигарет, которая явно свидетельствует о всемирной трагедии, касающейся либо конца света, либо образования нового. Еще недавно о курении не могло идти и речи, но если Крис начал курить, значит, мира точно скоро не станет.

Повернув ко мне голову, он смотрит на меня влажными глазами цвета чая, затем, не сказав ни слова, подходит и крепко прижимается к моей грудной клетке всем туловищем, как обычно делают маленькие дети на днях рождения своих мам.

Да уж, многие освежили свои души на этом плече. Что у нас на этот раз?

Я: Крис, на тебе лица нет. Посмотри на себя. На голове шухер, как у Людвига вана.

К: Всё ужасно. Я получил анализы.

Я: Ты сдавал анализы? Зачем?

К: Проверялся.

Я: ВИЧ?

К: Хуже. Гепатит С.

Я: Почему хуже?

К: Потому что теперь мне придется наблюдать за тем, как гниет моя печень.

Я: Пустяки. Считай, что это последствия насморка.

К: Пообещай, что не оставишь моего Тома, когда меня не станет.

Я: Брось! Все будет музыкально.

К: Скажи, почему именно я? Знаю, я не предохранялся.

Я: Этот вирус слабоустойчив. Ты делал очищение крови?

К: Нет.

Я: Использованные шприцы?

К: Шутишь?

Я: Зубы?

К: Дантист?

Я: Хирургические инструменты.

К: Что теперь делать?

Я: Подать на клинику в суд.

К: Я не буду этим заниматься.

Я: Тогда забудь об этом.

К: Как мне теперь жить?

Я: Сделай глубокий вдох и успокойся. Больше ни слова!

Крис зажмуривает глаза, закрывает лицо руками и начинает выдавливать давно не вылезавшие наружу слезы. Интересно, когда его глаза опухнут, он, наконец, станет страшненьким?

Предвижу интересную насыщенную жизнь, наполненную ежедневными поездками в госпиталь, где Крис на глазах врачей будет художественно уходить из жизни. Теперь его регулярно будут одолевать видения с капюшоном и косой, которыми он начнет запугивать несчастных домработниц, сотворяя из своей болезни уникальный мемориал, доступный всем желающим пособолезновать ему…

Переступив порог его обители, мы тихо пробираемся на кухню — единственное чистое место в доме.

Обнаружив на столе чашку с останками имбирного чая, Крис немедленно вливает их в себя.

Зарывшись в мои волосы, словно это его любимая подушка для слез, он еще раз высмаркивает в них остатки соплей и вновь начинает вытирать ладонями скатывающиеся по красному носу соленые слезы.

К: Куда деть все эти сопли? Салфетки закончились…

Я: Ничего. Мы их засушим.

Я: Крис! А почему у тебя на кухне валяются фотографии Гельда?

К: Гельд? Мы познакомились на вечеринке, помнишь? Я сразу ему понравился, хотя он меня совсем не знает.

Я: Поэтому ты ему и понравился.

К: Мы с ним очень продуктивно провели время.

Я: И что вы делали вместе? Читали Карамзина?

К: Это допрос?

Я: Ты качественно принял его в свои объятия? Отвечай!

К: А лампой в лицо светить будут?

Я: Нет. Сегодня в наличии только электрический стул.

К: Секса с конями не было, расслабься.

Я: Ну всё. Я спокойна.

К: Гельд — мой товарищ!

Я: Секс по-товарищески?

К: О чем ты?

Я: Гельд — гомосексуалист?

К: Что за дурацкие определения: гомо, гетеро… Он — человек!

Я: Далекий от психологической нормы…

К: Похоже, ты не совсем понимаешь, что есть секс.

Я: Зато ты очень сведущ.

К: Ты в курсе, что мы с тобой сейчас тоже занимаемся сексом? Закрой глаза. Дай руку. Чувствуешь? Это секс. Я целую тебя. Это секс. Глажу твои волосы. Это секс. Секс — это когда атомы и молекулы соединяются…

Я: Ты действительно такой ненормальный или просто прикидываешься?

К: Я действительно ненормальный. Просто прикидываюсь.

Я: У тебя не мозги, а лабиринт!

К: Не волнуйся. Я покажу тебе дорогу.