— Иногда бывают такие мысли... Но здесь нам по крайней мере не грозят вывихи и переломы.

— Везде свои плюсы, — согласилась Морозова. Она не стала развивать эту мысль и говорить о тех несомненных достоинствах, которыми обладает профессия вахтерши художественной школы. Вахтерша сказала об этом сама.

— Я тут просто сижу для порядка, — сказала она. — Я тут не почтовый ящик... А вообще он записок не писал, он попросил, чтобы я на словах передала... Ну так у меня же память-то — надо думать... Если мне каждый будет поручения давать, я что — всех запоминать должна? Вот я и нацарапала на бумажке, чего он там говорил. А они потом этот листок забрали.

— Кто — они? — уточнила Морозова.

— Они — это те, с кем его жена уехала.

— Ага, — понимающе кивнула Морозова. — А с кем она уехала?

— С какими-то мужиками. Она вышла сюда, а они уже здесь стоят. Я говорю — женщина, вы не Романова, случаем? Она говорит — ага. Я говорю — вам просили передать. Она только за запиской потянулась, как тут эти мужики. Сказали, что они с ее мужем вместе работают. И взяли записку себе.

— Отлично, — пробормотала Морозова. — Товарищи по работе... Если вы сами писали эту записку, вы должны помнить, что в ней было...

— Я ж не девочка, чтоб все помнить, — справедливо заметила вахтерша: за девочку ее принять было практически невозможно. — Там... Там было что-то навроде: давай срочно езжай к Парку культуры, мы тебя будем там ждать.

— Это все?

— Все, что упомнила...

— Значит, друзья мужа забрали записку и вместе с этой женщиной вышли...

— Вышли, сели в машину и уехали. Я так в щелочку между занавесок подглядела, — созналась вахтерша. — И точно могу сказать, что все они сели в машину и укатили. В Парк культуры, наверное. Он же им просил передать — срочно. Чего-то случилось, наверное...

— Абсолютно верно, — согласилась Морозова, закрывая записную книжку и бросая прощальный взгляд на наивные детские рисунки. — Кое-что случилось...

— Это уже седьмой раз за сегодня, — сообщила секретарша, кивая в сторону пульсирующей лампочки телефонного аппарата.

— К черту, — ответил Челюсть. — Для них меня нет и не будет. Зато для вас, — он повернулся к Монстру. — Для вас я всегда на месте. И с нетерпением жду вашего звонка.

Монстр обреченно повесил голову, что должно было означать согласие. Сам он выглядел так, будто был пропущен через огромную стиральную машину с центрифугой, отжат, но не выглажен. Монстра слегка пошатывало при ходьбе, лицо было усеяно мелкими царапинами, рукав свитера разорван. Трудно было представить, что все это было результатом каких-то нескольких секунд, когда вечером во вторник Монстр оказался словно в центре циклона и не мог до сих пор окончательно прийти в себя. Вспышки выстрелов, визг автомобильных покрышек, вопли, топот ног — все это закончилось для Монстра могучим ударом в грудь, падением, потерей сознания... Когда потом его подобрали и привели в себя люди из СБ, Монстр ощущал себя так, будто после падения люди бегали и машины ездили прямо по нему, а кричали непосредственно в уши.

Наивный Монстр предполагал, что ему дадут понюхать нашатыря и отпустят домой, однако вместо этого его запихнули в машину и повезли в главный офис, где на Монстра снова напустился тот самый неврастеник.

— Таких совпадений не бывает, — злорадно сказал он. — То ваш коллега сбегает посреди рабочего дня — и вы совершенно об этом ничего не знаете. То вас несет прогуливаться именно в тот момент, когда агенты враждебной спецслужбы пытаются проникнуть в квартиру Романова...

— Враждебной спецслужбы? — переспросил Монстр, чувствуя, как у него кружится голова. — Это что, ЦРУ, что ли?

Монстр сказал это и испугался — потому что нервный никак на это не отреагировал, просто сидел и молчал. Молчал долго, и с каждой минутой Монстру становилось все страшнее и страшнее.

— А шутки-то кончились, — сказал наконец нервный. — Понимаешь? Все, приехали.

— Куда приехали?

Нервный популярно объяснил Монстру, куда он приехал со всеми своими совпадениями, со всеми своими мелкими грешками, накопившимися за последние несколько лет. Когда он закончил говорить, у Монстра исчезли последние сомнения насчет встроенных везде, куда можно, микрофонов: в «Славянке», в офисе, в мужском туалете... Ну и в Сочи, само собой.

— И что теперь со мной будет? — срывающимся голосом спросил измученный морально и физически Монстр. Нервный человек, который в этот раз не был таким уж нервным, подробно объяснил перспективы.

И ушел, оставив Монстра раздумывать о своей тяжкой судьбе. Вернулся он через одиннадцать часов, и к этому времени одуревший Монстр был готов на все, что угодно. На все, что угодно Челюсти.

— Хорошо, — сказал тот. — Тогда расскажите мне все с самого начала. Только теперь — правду. Ничего не добавляя и ничего не пропуская...

Монстр говорил чуть больше часа, и, кажется, на этот раз он угодил Челюсти.

— Это похоже на правду, — услышал Монстр. — Это все плохо, глупо, ты не должен был ничего этого делать... Но это похоже на правду.

Монстр облегченно вздохнул.

— Кто такой Парамоныч? — спросил Челюсть.

— А? — встрепенулся Монстр. — Парамоныч? Без понятия...

— Может быть, Парамонов?

— Не слышал...

— А что-то похожее? Что-то созвучное?

— Н-нет, — замотал головой Монстр, и голова немедленно отозвалась жуткой болью в висках.

— Это кто-то из знакомых Романова, — дал наводящую справку Челюсть. — Ничего не приходит в голову?

Голова Монстра была в таком состоянии, что вряд ли в нее могло прийти что-то толковое. Челюсть снова оставил Монстра на пару часов под присмотром охраны, вернулся вроде бы в хорошем настроении и снова взялся за свое:

— Не вспомнил про Парамоныча?

— Нет, — сказал Монстр, не рискуя двигать черепом. — Наверное, жена Боба знает... — он вспомнил, что так и не выяснил у того таинственного романовского сообщника, где сейчас Марина и Олеська.

— Жена... — Челюсть как-то странно вздохнул. — Да, его жена, наверное, много чего знает...

Это вырвалось у Челюсти утром в среду, к этому времени он был знаком с Мариной Романовой четверо суток. Ее привезли в главный офис СБ в пятницу вечером, но толком побеседовать Челюсти тогда с ней не удалось — он улетел на вертолете вслед за минским поездом, купившись на простейший трюк Марининого мужа. Вернувшись, Челюсть не рискнул начинать ее допрос — боялся не сдержаться...

В субботу он несколько раз прослушал запись разговора Марины Романовой с неизвестным мужчиной возле Парка культуры. Голоса звучали с искажением — очевидно, Марина касалась микрофона пальцами. Как она сама утверждала — случайно, как был уверен Челюсть — чтобы люди СБ не услышали главных слов того разговора.