Соларианцы не покидали своих зацементированных окопов и отстреливались как черти. Экраны показывали, что их зенитный огонь временами выглядел как сплошное полотно пламени. Этот огонь нанес серьезные потери малым кораблям противника.

«Мы можем испытывать удовлетворение, — диктовала в микрофон молодая журналистка (слыша при этом гордость в собственном голосе), — от того, что все соларианские корабли поднялись в космос и провели там кто несколько часов, кто всего несколько минут перед тем, как на них обрушились берсеркеры. Атакующие не сумели выполнить одну из своих главных целей, которую компьютеры обороняющихся считают весьма вероятной: они не застали на стартовой площадке ни одного из соларианских истребителей и бомбардировщиков. Ни один из членов их экипажей не остался на атолле и не стал жертвой неожиданного нападения. Все они находятся в космосе и имеют шанс отплатить врагу».

Так ей сказали, и Йори хотелось надеяться, что это правда. Сколько молодых людей, вылетевших навстречу врагу, теперь мертвы — это другой вопрос. Скоро она попробует получить на него ответ.

Смерть слетела с неба и щелкнула челюстями совсем рядом с людьми, оборонявшими атолл на земле. Но три с лишним тысячи добровольцев не покидали отрытых ими же окопов. Нет, они не собирались умирать, хотя представляли для врага желанную цель. Когда берсеркеры пришли, подавляющее большинство этих людей испытали облегчение от того, что долгое ожидание закончилось. Они давали противнику сдачи, когда все вокруг взрывалось, горело и сотрясалось от убийственных вибраций.

Рычащий берсеркер, один из самых крупных среди принимавших участие в атаке, пораженный тяжелым снарядом, разлетелся на куски в верхних слоях атмосферы, толщина которой в этом странном мире не превышала нескольких сотен метров.

Взрыв следовал за взрывом. Йори почудился голос матери, и это заставило ее на мгновение потерять самообладание. Потом это прошло. «Я справляюсь», — с гордостью подумала Йори Йокосука перед тем, как снова погрузиться в работу. Она управляла аппаратурой вручную, закованными в сталь пальцами, а приказы роботам отдавала через микрофон шлема, менее внушительного, чем шлем космонавта или пилота истребителя. Большую часть лица оператора прикрывало лишь статгласовое забрало.

Трах-ба-бах!

Минуты шли за минутами, а атака все продолжалась. Машины врага бешено кружили в небе, пикировали, затем набирали высоту и пикировали опять. Кое-кто из людей, сидевших в убежищах, причем не только военные, но и штатские, не выдержав напряжения, выбежал из укрытия и стал палить из винтовок в небо, раскрашенное более странно и ярко, чем в час заката на какой-нибудь вулканической планете. Этот жест отражал потребность в действии, но был бесполезен; вряд ли можно было ожидать, что пуля, выпущенная из легкого оружия, сможет принести какой-нибудь вред тяжелой бронированной машине.

И тут аппаратура Йори прекратила работу. Должно быть, совсем рядом взорвалась бомба, а она и не заметила. Может быть, уничтожен ее последний робот?

Молодая журналистка несколько мгновений тупо смотрела на погасший экран, затем вырвала из гнезда шлема оптэлектронный кабель, бросила свой относительно безопасный бункер, выбежала в тоннель и стала лихорадочно карабкаться по ступенькам. Частично ее подгоняло желание собственными глазами увидеть, что случилось. Видимо, какой-то осколок или сгусток энергии угодил в жизненно важную точку ее оборудования.

Едва голова Йори показалась над землей, раздался страшный грохот. В шлеме отдалось такое эхо, что у женщины чуть не лопнули барабанные перепонки.

Робот, похожий на собаку, задняя часть которого превратилась в пузырящуюся массу, смотрел на нее одним глазом, еще вращавшимся в неподвижной голове.

Почти тут же Йори увидела труп, лежавший в десяти метрах от того места, где она стояла. Мертвый мужчина с тамплиерскими знаками на руке и ноге скафандра лежал как куча сброшенного белья. Тело наполовину вывалилось из маленького убежища, развороченного каким-то мощным взрывом.

Гифт не знал названия яхты, на которой находился, и не хотел знать. Так же, как не хотел знать, что собой представляет Учитель, о котором Гаврилов каждый раз говорил с таинственным придыханием. Нифти представлялся придирчивый седой патриарх, глава какого-то идиотского религиозного культа на далекой планете, куда они летели. Нифти не ждал там для себя ничего хорошего, но это было лучше встречи с Траскелуком… и трибуналом, если бы дело дошло до суда.

В данный момент Гифта волновало только одно: он до сих пор не знал, куда направляется. Когда Гаврилов выходил в другое помещение, он несколько раз пытался говорить с корабельным компьютером, но у Мартина были управляющие коды, с помощью которых он запретил оптэлектронному мозгу обсуждать тему астрогации.

Гифт привык к кораблям, на которых любой аспект полета требовал активного участия экипажа. Конечно, автопилот и другие машины во многом были куда надежнее человека. Но… все равно он чувствовал себя неуютно.

Они летели в глубоком космосе вдали от любой звездной системы. Автопилот по-прежнему следовал курсу, введенному в него Гавриловым. Гифт уже начал беспокоиться: путешествие получалось долгим и включало в себя больше тахионных скачков, чем он ожидал. Возможно, они запутывали следы, но вероятность того, что их преследуют, казалась Гифту ничтожно малой.

Флауэр вела себя так, словно ничего особенного не происходило, и поселилась в одной каюте со своим Нифти. Складывалось впечатление, что они не покидали борта роскошного лайнера.

Но девушка не могла помочь ему выяснить, куда они летят. Она считала вполне естественным, что все важные решения принимает Гаврилов.

— Нифти, он знает, что делает. Он занимается этим давно.

— Чем «этим»?

— Тем, что сейчас делает для тебя. Помогает избавиться от военной службы людям, которым она надоела.

— Ага…

Без доступа к приборам — а Гаврилов ясно дал понять, что Гифт его не получит — определить свое местонахождение было невозможно. Заставить Гаврилова сказать правду можно было только силой, но этого Нифти не хотелось.

Вот чертовщина, думал Нифти Гифт. Если уж ты решил кому-то довериться, то верь ему, пока он не доказал, что ты ошибся. Если Гаврилов, его таинственный Учитель и все остальные вздумали поиграть в рыцарей плаща и кинжала, пусть играют. Может быть, они действительно знают, что делают.

Несколько раз во время путешествия Гифт испытывал соблазн рассказать Флауэр, почему он так боится Траскелука.

Однажды он сказал ей:

— Есть вещи, о которых я по-настоящему жалею. А об одной особенно.

— И что же это?

Он не дал прямого ответа.

— Я сбежал от берсеркера, потому что пытался сохранить жизнь.

— А как же иначе?

Думая о своем побеге, Гифт понял, что дезертировал еще до встречи с Гавриловым и даже до встречи с Флауэр. Он принял это решение много дней назад, в далеком космосе, перед лицом врага. Впрочем, нет. Он не принимал никакого решения. Оно возникло само в тот самый миг, когда Нифти увидел берсеркера.