«Охо-хо! — тяжело вздохнул я. — Завели меня дурные пути-дорожки в пасть тигра». Сколько раз я писал о мафии, пользуясь слухами, рассказами очевидцев, документами, но волею случая и сам попал в ее логово. Почему-то я был на все сто процентов уверен: разговор идет обо мне, иначе, с какой стати стала бы меня предупреждать Ольга Михайловна.

Кроме знакомых мне адвоката Эдика и Миши-островитянина, который почему-то вынул длинноствольный пистолет, извлек обойму и задумчиво рассматривал ее, внешне ни на кого не обращая внимания, казалось, происходящий спор его не касался, в комнате находились еще двое молодых людей, несомненные мафиози низшего разряда, оба в одинаковых черных куртках, их туповатые лица мало что выражали. Это так называемые «бойцы», люди которые обязаны выполнять приказы. А проше говоря киллеры.

«Киллеры! — догадался я. — Наемные убийцы! Только почему их двое? Если их позвали по мою душу, то… на меня и одного с лихвой хватит, не тот я нынче боец, не тот».

Киллеры, выслушав адвоката, оживились, заговорили, перебивая друг друга, похоже, с чем-то не соглашались, может, цена их не устраивала? Адвокат вскочил, замахал руками, потом обратился к Мише. И тут случилось непонятное. Миша-островитянин легко вскинул тяжелое тело, так легко, что киллеры отшатнулись в стороны.

Я, забыв об осторожности, вплотную приблизился к окну в том месте, где были чуть-чуть приподняты жалюзи. И до моего слуха стали доноситься отдельные слова и фразы.

— Я согласен с ребятами! — яростно выкрикнул Миша, взмахнул длинноствольной «бертой». — А из-за вас идти на рожон подожду.!

Все смешалось в яростных криках. Громче всех чем-то возмущался адвокат, посматривая на дверь.

Я отлично знал, чем заканчиваются подобного рода разборки. Их мог остановить либо общепризнанный авторитет, либо полиция, либо кровавая стычка. «Я-то чего жду? — спохватился я. — Пора «рвать когти», уходить. Может, выпрыгнуть с террасы на клумбы? А дальше? Когда ехали сюда, видел краем глаза собак. Псы разорвут меня.

Неожиданно распахнулась боковая дверь, и в комнату вошел довольно пожилой человек, на носу его были очки в крупной роговой оправе. Спорщики разом смолкли. Вот и появился тот самый «авторитет», о котором я говорил. Старик был высок ростом, широк в плечах, сутуловат. Однако сутулость легко скрадывала замшевая куртка. И еще я невольно отметил, что у старика были непомерно длинные руки, как у гориллы.

— Как любил говаривать знатный бандит Котовский, «кто-то что-то сказал, или мне просто показалось?» — Не получив ответа, старик прошел к столу, сел рядом с адвокатом, но не расслабился, наоборот, сжался, словно готовясь в любую минуту распрямиться и… — Ну, чего притихли? Я же вам приказал. Или нуждаетесь в письменном распоряжении? Миша, отвечай!

— Ребята, ша! — вскинулся Миша. — Я запретил выполнять твой приказ.

— Объясни!

— Тебя мучают страхи или галлюцинации, а я из-за этого не желаю портить отношения с Василаке, с Блювштейном. Не забывайте, в какой стране мы живем! Дойдет слушок до полиции и…

— Пойми ты, Миша, этот фраер заложит меня! — терпеливо вставил старик.

— Хочешь, чтобы из-за писателя вся житуха наша порушилась? — поддержал старика адвокат Эдик.

Наверное, мой мозг еще никогда не работал с таким диким напряжением, лихорадочно увязывая в единую логическую цепочку прошлое, настоящее и туманное будущее. Постепенно многое стало проясняться, вставало на свои места. Господин Василаке, не посоветовавшись с бандитом, от которого в чем-то сильно зависел, пригласил нас с Музыкантом в гости, на остров. Да, сомнений больше не оставалось: между судовладельцем Василаке и этим мафиози существовали свои, сложные взаимоотношения. Какие? Это мне еще предстояло выяснить.

Обед у Василаке, скорее всего, был своеобразной разведкой: если бы я сразу же узнал «охотника» за столом, то мне, наверняка, была бы крышка. Никакой богач Василаке не удержал бы старого бандита от расправы надо мною. К счастью, этого не случилось… пока… И еще одна догадка осенила меня: без сомнения, «охотник» панически боялся, что с моей помощью о его пребывании на Кипре узнают правоохранительные органы в России. И решил, вопреки желанию Василаке, любым способом «убрать» меня, даже если это будет грозить ему разрывом с Васей-греком. Иными словами, если бы не Миша-островитянин, то ваш покорный слуга давно бы свел свои счеты с жизнью.

Правда, следуя логике, мне очень трудно было представить союз этих двух противоположностей. Они были очень разными. Даже тридцать лет назад Вася-грек был на судне тихим, исполнительным малым, готовым угодить, подсобить, и за это и зверобои, и матросы его жалели, подкармливали. В экипаже знали, какие муки пришлось перенести пареньку, ибо в команде едва ли не каждый третий был либо в оккупации, либо отбывал срок в тюрьме.

Мне вспомнилась еще одна красноречивая деталь. В редкие минуты затишья, когда бушевал яростный шторм, и промысел зверя прекращался, Вася-грек, к удовольствию «братвы», рассказывал сказки, очень красивые сказки, и странно было видеть, как эти грубые люди с зачерствевшими душами притихали и смотрели в рот юному рассказчику. А тот, абсолютно серьезно, в деталях «заливал» зверобоям о том, что есть на очень теплом море маленькая удивительная страна — остров Кипр. Там, в глубокой древности, проповедовали апостолы — ученики самого Христа. Ходили апостолы босиком или в деревянных сандалиях, питались фруктами, на улицах и в долинах росли апельсины и лимоны, и каждый мог брать себе этих фруктов, сколько душе угодно. Особенно поражало ребят то, что Вася-грек всерьез утверждал, что в Союз он с родителями приехал перед войной из этой земной сказки, до сих пор, говорил помощник моториста, на острове проживает его близкая родня. Ему верили и не верили, уж больно гладко врал паренек, но… на всякий случай, советовали не больно-то о родине распространяться, стараться не писать в анкетах правду, особенно остерегаться страшной графы с вопросом: «Есть ли родственники за границей?» Признайся в этом и… вновь побредешь по сибирским этапам…

Но воспоминания воспоминаниями, а странное «толковище» продолжалось. Я одного не мог понять: почему так яростно возражает Миша-островитянин против того, чтобы меня «убрали»? Мы с ним в дружбе не состоим. Зато адвокат Эдик — член евромафии, так и рвется в драку, поддерживая «охотника», — я так мысленно называл старого бандита.

Ситуация прояснялась. Сердце, как метроном, отсчитывало секунды, которые могли стать последними в моей жизни, да и в голове словно тикал часовой механизм, словно в мозг заложили бомбу замедленного действия, которая с минуты на минуту могла взорваться. Но… кто-то, видимо, помимо меня уже принял решение, ибо то, что я мгновение спустя проделал, самому позже показалось дикой выходкой. Я решительно перемахнул через низенькие перила веранды, пересек освещенный холл, ударом ноги распахнул дверь комнаты, где шло «толковище», словно привидение вырос на пороге:

— Здорово, земляки! Не ждали? И ты… Юла, старый воришка! Считал, что в жизни больше мы не встретимся, ан нет! — Я шагнул прямо к «охотнику», который побледнел, как полотно. — Не узнаешь? Решил отделаться от свидетеля? Не притворяйся, что не узнал меня! — Я сыпал словами, стараясь ввести Юлу в замешательство, помня, что внезапные действия всегда бьют сильнее любого оружия. — Мы же вместе были на обеде у господина Василаке, забыл?