Когда она остановила машину, руки у нее тряслись. На всякий случай я еще раз пообещала быть исключительно пристегнутой пассажиркой — по всем правилам. Подруга не удостоила меня даже сердитого взгляда. Взглянув на нее, я поняла, что ей мои обещания по барабану. Она определенно окосела — безумными глазами таращилась в зеркало переднего вида на то, что творилось сзади. Как оказалось, губы у нее тоже дрожали. Оборачиваться назад я не стала. Догадывалась — ничего хорошего не увижу, да и повторения пройденного не хотелось. Поэтому, озираясь по сторонам, я просто вылезла из машины и стала дозваниваться в «скорую». Виталик потихоньку заваливался на левый бок, но скорее всего этого не чувствовал. Лицо было залито кровью. Помню, я никак не могла понять, откуда ее столько.

Следуя за машиной «скорой помощи», увозившей сына Серегина в Димкину больницу (вопрос с мужем решила быстро), я дала себе еще один зарок: любыми путями найти и обезвредить сволочь, которая нанесла самый страшный удар Серегину. Рядом подвывала Наташка. Пожалуй, ее зароки были пострашнее моих.

9

Мы с Наташкой упорно торчали в коридоре хирургического отделения в ожидании следователя и того момента, когда из операционной выкатят Виталика. Не успокаивало даже Димкино заключение: огнестрельное ранение головы парня — касательное. Пара швов под местным наркозом, и сможет отвечать на вопросы следователя. Не стоило по такому поводу отрывать его, искусного хирурга, от забора.

— Который ты красишь целый месяц, — не удержалась Наташка.

— Забор мой, сколько хочу, столько и крашу. Считай это художественной росписью по дереву.

— Хохлома, блин!..

— Димочка, ты сам будешь шить… штопать? Боже мой, совсем забыла, как называется эта экзекуция. Наталья, прекрати попрекать моего мужа забором.

Мне удалось незаметно подмигнуть подруге. Она что-то пробубнила, но смолкла.

— Только ради тебя, Ирина. Кстати, твоя аллергическая пятнистость замаскировалась под конопушки. Пойду умывать руки. Дома поговорим.

Я кисло улыбнулась и проводила Дмитрия Николаевича, направившегося в операционную, мысленным пожеланием: к моменту сборов домой прикусить язык. К его чести следовало отметить, он пока еще не задал ни одного вопроса по поводу того, как мы заполучили раненого. Вероятно, рассчитывал на длинный и запутанный рассказ, весьма далекий от истины. С налета в нем не разобраться. В свою очередь, я рассчитывала на скорое прибытие следователя, чтобы в отсутствие Дмитрия Николаевича успеть поведать ему усеченную правду. Мало ли какие вопросы начнет задавать. Наш заезд в милицию афишировать не собирались — раз надлежащим образом не оформлен, его и не было. Просто встретились с сыном бывшего Натальиного одноклассника, так как собирались совместно навестить его отца в больнице. Выстрела не слышали. Как просвистела пуля из одного открытого окна в другое, слегка тормознув о голову Виталия, — тоже. Кто и откуда мог стрелять — не знаем. Наверное, из какой-нибудь проехавшей мимо машины. И уж тем более не знаем — почему и зачем стреляли. Мы вообще не сразу поняли, что случилось.

Следователь прибыл за несколько минут до того, как из операционной выкатили Виталика, и торопливо представился Жихаревым. В коридоре раненого поставили на ноги и пожелали счастливого пути. В эти короткие минуты я и Наташка уложились с подготовленными объяснениями.

И почему я решила, что голова у нашего раненого должна быть полностью обмотана бинтами? Длинная полоса широкого пластыря, прихватывающая часть бритой макушки и не скрывающая выступающие за ее пределы следы йода, только и всего. Опять же экономия материалов.

Дмитрий Николаевич, покинувший операционную одним из последних, в своем зеленом прикиде выглядел почти чужим человеком и вызывал у меня чувство робости и восхищения. Из отлично знакомого зануды я мгновенно сотворила себе кумира. Раненый был в полном сознании и смущенно улыбался, словно чувствовал свою вину за пустяковый инцидент. В отличие от нас он до сего момента не понимал, что случилось: нагнулся завязать шнурок и ощутил, как что-то горячо и больно чиркнуло по макушке. Когда немного опомнился, увидел, что все руки в крови. Вот и все воспоминания. Врагов, должников и кредиторов не имеет, бизнес-шоссе никому не перебегал, невесте не изменял. Проезжала ли в момент предполагаемого выстрела мимо какая-нибудь машина, не видел, был увлечен шнурками и мыслями о больном отце, к которому мы все и ехали.

— А почему, собственно, решили, что стреляли? — передернула плечами Наташка, обращаясь к следователю. — Потому что хирург Ефимов сказал? — покосилась подруга на моего великолепного Димку.

— Хирург Ефимов не может ошибаться, — обиделась я за мужа и тут же засмущалась, поскольку он мне подмигнул.

— Ошибаться может каждый, — поправил меня пожилой следователь. Весьма скучным голосом. — Но в данном случае все-таки именно «пуля пролетела, и ага!». Вам, Серегин, крупно повезло. Вы ее почти не задержали, врезалась в ствол дерева перед спортивной площадкой. Проезд довольно узкий. Предположительно выстрел могли произвести из окна проезжавшей мимо легковой автомашины. Расположиться на проезжей части для временной стоянки невозможно — нет места, да и жильцы дома, прогуливавшиеся неподалеку, это подтверждают — никаких машин там не стояло.

— Зря ты, Виталик, рекламировал жвачку с витаминами, — попеняла раненому Наташка. — И не хватайся руками за пластырь! Наверное, твой ролик уже запустили в прокат. Какой-нибудь идиот поверил, но даже сутки на жвачке не продержался, или необитаемый остров не нашел, вот и решил отомстить.

— А можно более подробно? — оживился следователь.

— Наталья Николаевна шутит, — помрачнел Виталик. — Скажите, я могу быть свободным?

— Ты свободен уже с момента своего рождения! — торжественно объявила Наташка и вывернулась из-под моей руки. — А в нашей стране все свободны. Что ты, Ирина Санна, смотришь с таким изумлением? Думаешь, я не права? Да ни фига! Какой-то чокнутый кретин развлекается на свободе, стреляет куда вздумается и гуляет себе дальше. Ну так вот: я тоже свободна и еду домой. Поездка к однокласснику отменяется, ему сейчас куда лучше, чем мне. Кто со мной?

Я вопросительно взглянула на следователя, затем на мужа. Жихареву и самому не терпелось удрать, поэтому он спешно заявил, что вопросов у него нет. Когда надо, вызовет. А Димка всерьез задумался. Было над чем. Рванув второпях по моему зову в свою родную больницу, наплевательски бросил на даче краску, кисти и двадцать пять метров провода. Какое отношение провод имел к забору, непонятно, но Димке видней, что и с чем бросать. Влезать с советами я не решилась — обругает за любой вариант. Если порекомендую вернуться на дачу — сделает скорбный вывод, что краска и провод мне дороже его самого. Посоветую наплевать на материальные ценности и остаться дома, в Москве, — обвинит в полной бесхозяйственности. «Кумир» развенчивался на моих глазах: чувствуя мое безвыходное положение, стоит и выжидает, к какому варианту готовиться.

— Решай быстрее, Ефимов. У тебя всего два выхода, а ты стоишь и пытаешься отыскать какие-нибудь лазейки. Мне еще Виталика домой завозить, — не выдержала подруга.